И мы влетели в бурный поток, так стремительно, что мои мысли и чувства не поспевали за происходящим.

Нас швыряло из стороны в сторону, подбрасывало и трясло. Я ничего не слышал и не видел, кроме рокота и брызг. А потом каноэ врезалось в большой камень и опасно накренилось. Оно чуть не перевернулось. Пальцы у меня жгло от того, как сильно я впился в край лодки. Моё лицо висело в паре дюймов от чёрной голодной воды. Я завопил от ужаса. А-Ки тоже кричал. Наконец каноэ выровнялось, и мы с дикой скоростью понеслись дальше вниз по течению. Я рискнул оглянуться на А-Ки. Он сидел позади меня, весь мокрый, с широко раскрытыми глазами и побелевшими костяшками.

Бешеный поток не давал нам передохнуть ни на секунду, и сердце отчаянно билось от страха и волнения, готовое в любой момент остановиться. Река крепко сжимала нашу лодку в водяном кулаке и трясла, словно игральный кубик.

К счастью, терпеть осталось недолго. Нос лодки взлетел, и я увидел впереди спокойные воды, лениво бегущие через каньон. Оставался всего один коварный порог, но мне он совсем не нравился. Там яростно бурлила белая вода, падая между двух высоких валунов, а на дне прятались острые камни. За валунами дорогу к желанной гладкой воде преграждал громадный затор из брёвен, шириной чуть ли не во всю реку. Как раз о таком нас предупреждал Джед Холкомб.

– Готов, А-Ки? – крикнул я. – Держись кре…

Мои слова потонули в рокоте воды.

Если сравнивать предыдущие пороги с дикой лошадью, этот больше походил на разъярённое стадо бизонов.

У нас не было шансов.

Мы отлетели в одну сторону, потом в другую. Каноэ поднесло к обрыву между валунами, и нос повис на краю. На секунду мы замерли посреди всеобщего хаоса, а потом ухнули вниз. Уступ был очень крутой, почти отвесный. Нос нырнул обратно и застрял, как стрела в дереве, а мы с А-Ки кубарем полетели в ледяную воду и плюхнулись друг на друга.

Не успели мы оглянуться, как нас понесло вниз по течению. Ноги и руки сплелись, голова то выныривала, то снова уходила под воду. Меня отбросило назад, и я больно врезался спиной в камень. А-Ки закричал, но тут же захлебнулся, и его крик оборвался.

Сумка тяжело висела на шее и тянула меня вниз, но я ни за что бы её не бросил. Там лежали все деньги, на которые я собирался выкупить Сару. Я молотил руками и ногами как мог, но река текла слишком быстро, а у меня уже всё онемело от холода. Я выплюнул воду, набрал полную грудь воздуха и снова ушёл вниз, и меня понесло дальше.

Где-то в круговороте ледяной черноты в меня врезался А-Ки. Он обмяк и совсем не двигался. Я задрожал всем телом, вынырнул и заорал.

Тогда он как будто ожил и вцепился руками в мою куртку, а я схватился за него, и мы помчались вместе вниз по течению этой зверской реки, кашляя и отчаянно хватая ртом воздух. Вдруг, к моему удивлению, мои ноги коснулись дна, и я, всё ещё сжимая А-Ки, замер на месте. И так несколько секунд стоял твёрдо и почти ровно, пока нас не сбило что-то большое и тяжёлое, как вагон поезда. Во мне всё взорвалось болью, нас утянуло под воду, и что-то длинное и тяжёлое придавило меня и не давало всплыть на поверхность. Я догадался, что это нас нагнало индейское каноэ.

Я всплыл сбоку от него и схватился рукой за борт, радуясь, что теперь есть за что держаться. Жадно и отрывисто дыша, я обернулся и увидел А-Ки. Его голова то появлялась, то пропадала чуть впереди и сбоку от меня. Он легко держался на воде – видно, всё-таки умел плавать. Моё дыхание замедлилось, как и стук сердца. Я решил, что самое страшное позади.

И вдруг вспомнил про сплавной затор. Я вытянул шею. Он стремительно приближался. Реку буквально перерезали уродливые ветви и брёвна, а ещё корни деревьев, растущих на берегу. Они напоминали острые кривые зубы. Если застрять между этих зубов, живым уже не выберешься. Только в самой середине я заметил узкую лазейку, и моя лодка мчалась прямо к ней. А вот А-Ки уносило навстречу верной смерти. Он смотрел на меня и поэтому ни о чём не подозревал.

– А-Ки! А-Ки! – завопил я.

Он улыбнулся и помахал мне, явно радуясь тому, что порог остался позади, – как и я ещё пару секунд назад.

– Нет! – закричал я, тыча пальцем ему за спину. – Плыви, А-Ки! Плыви!

Он обернулся, увидел, что ему грозит, и стал усердно, неуклюже грести к берегу, но река его не пускала и несла к брёвнам, готовая поглотить целиком.

– Нет! Сюда, А-Ки! – Я махнул ему свободной рукой. – Плыви на середину! Ко мне!

Он отчаянно взглянул на меня и развернулся, пытаясь подплыть ко мне, пока ещё не поздно.

Только было уже поздно. Я в ужасе понял, что А-Ки неизбежно врежется в брёвна и я его потеряю.

И вдруг вспомнил кое о чём ужасном, но в эту минуту спасительном: о плети Эзры Бишопа.

Она всё ещё была накручена у меня на плечо. Я снял её через шею и вцепился холодной, как у мертвеца, рукой в рукоять.

– Хватайся! – крикнул я и хлестнул чёрным кожаным змеем по воде. Плеть оказалась довольно длинной, футов пятнадцать.

Она упала совсем рядом с А-Ки. Одним отчаянным рывком он ухватился за конец обеими руками. Я дёрнул плеть на себя изо всех сил, которых почти уже не осталось, и стал подтягивать А-Ки к лодке.

Он и сам, перехватывая плеть то одной, то другой рукой, подбирался всё ближе и ближе.

Я видел, что брёвна уже почти касаются его, видел его испуганное, напряжённое лицо, слышал жадный плеск воды, мечтающей затащить нас на глубину, и так яростно дёрнул плеть, что А-Ки выбросило из воды вперёд, ко мне.

Я верил, что у нас всё получится. Правда верил.

Думал, что оттащил его достаточно, что он попадёт не в брёвна, а в узкий проход между ними.

Оказалось, недостаточно.

А-Ки был уже у самой лодки, когда его зацепила подлая коряга. Всё произошло так быстро – я не успел ничего сделать и пронёсся мимо, по узкой полоске чистой воды.

А-Ки остался возле белого пня. Он окликнул меня, а в следующее мгновение я исчез у него из вида.

– Нет! – заорал я.

Плеть натянулась и поднялась над водой, тугая, словно провод. Меня чуть не оторвало от каноэ, но я крепко держался и за борт, и за рукоять. А-Ки издал последний отчаянный вопль и ушёл под брёвна. Под воду.

Я подождал ещё немного. Плеть тянула меня вверх по течению, а лодка – вниз, чуть не разрывая пополам.

А потом плеть обмякла.

Лодка прошла через брёвна и пороги и теперь покачивалась на спокойной воде. Я висел на ней, еле дыша, забыв о том, как мне холодно и мокро. Я думал только о чёрной реке и обмякшей плети, которая больше ни с кем меня не связывала.

До меня донеслись крики диких гусей. Они летели по небу неровным клином.

На берегу горели осенние листья, упавшие с деревьев, умирающие.

По щекам потекли жгучие слёзы.