Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я залез в каноэ и сел спереди, опустившись на колени. А-Ки устроился за мной. Я никогда не видел его таким напуганным. Даже с медведицей и Эзрой Бишопом он выглядел спокойнее.
– Плавать умеешь? – спросил я.
Он, конечно, только поморгал в ответ.
– А ты? – уточнил Джед Холкомб.
– Нет, сэр.
Он скривил рот.
– Что ж… тогда постарайся не выпадать из лодки, сынок. Держи нос так, чтобы он смотрел вниз по течению, и беспокоиться будет не о чем. В основном река, насколько я знаю, смирная и мелкая. Через пару часов уже будешь в Якиме со своей лошадкой.
– Спасибо, сэр. Я вам очень обязан.
– Ничем ты мне не обязан! Знаешь, в детстве у меня тоже была лошадь. Крупный рыжий жеребец. Я его назвал Грантом, в честь генерала. Был мне как брат. Если бы Гранта у меня украли, тоже всё бы сделал, чтобы его вернуть. Такому мальчишке, как ты, нужна хорошая лошадь. А хорошей лошади нужен такой мальчишка, как ты. Надеюсь, у тебя всё получится. Удачи!
Он уже хотел спустить нас на воду, когда я вдруг кое-что вспомнил.
– Подождите, сэр! Эзра Бишоп! Вы должны его освободить!
– Освободить? Ты это о чём?
Я торопливо всё ему объяснил и добавил:
– Так что не могли бы вы к нему сходить? У него там ни еды, ничего, и связал я его крепко.
Мистер Холкомб посмотрел на меня, и под его большими чёрными усами заиграла улыбка.
– Сынок, я с радостью посмотрю на Эзру Бишопа с кляпом во рту и связанного по рукам и ногам. Честное слово, у меня уйма времени уходит на то, чтобы улаживать его конфликты с индейцами. Он вечно их обманывает, пристаёт к их женщинам, а юнцам наливает виски. Буду только рад разобраться с твоим пленником. Правда вот… – Он задумчиво почесал подбородок. – Я обещал заглянуть к одному другу на обед. И о той индейской лошадке надо позаботиться. Боюсь, раньше ужина я до него не дойду. – В его глазах мелькнул озорной огонёк, и он заговорщически мне подмигнул. – Ну, в любом случае никуда он не денется, а?
С этими словами Джед Холкомб столкнул нашу лодку на воду. Каноэ угрожающе накренилось, но не перевернулось. Я взялся за весло, чтобы направить нос вниз по течению.
И каноэ, покачиваясь из стороны в сторону и подпрыгивая на волнах, понесло нас вниз по реке к моей лошадке.
Деревья на берегу уже нарядились в великолепную осеннюю листву. Вода бурлила и нашёптывала нам историю о надежде и приключениях. На верхушках гор сверкал снег. Может, там тоже летали ангелы?
Впервые за долгое время я смог немного расслабиться.
Впервые за долгое время я почувствовал, что приближаюсь к своей милой Саре.
Да, долблёное индейское каноэ было прочным, тут не поспоришь, но плыть на нём оказалось непросто. Оно всё время дёргалось и подпрыгивало на воде, как ему вздумается. Казалось, не мы им, а оно нами управляет, а нам остаётся только держаться крепче.
Красивее каньона Якима я ничего в жизни не видал. По обеим сторонам возвышались холмы, и река неслась прямо между ними, извиваясь по узкой долине. В некоторых местах, где подножия холмов входили прямо в воду, она сужалась, в других, наоборот, расширялась, и на её берегах стояли хижины и усадьбы. Повсюду росли деревья, самые разные: дрожащие осины, широколистные клёны с красно-оранжевыми кронами, мощные сосны с вечнозелёными иголками. За изгибом русла нам встретилось стадо коричневых лосей. Они переходили реку и, увидев нашу лодку размером с целый ствол, поспешили скрыться.
– Это местечко прямо рай земной, – сказал я, поворачиваясь к А-Ки.
Он посмотрел на меня и вопросительно склонил голову набок. Тогда я развёл руки, словно хотел обнять весь мир, и широко ему улыбнулся. Он всё понял. Улыбнулся в ответ, кивнул и произнёс пару слов на китайском.
Лучше бы мы с папой попытались осесть здесь, в каньоне Якима. Тогда не было бы никакой поездки через холмы и перевал Колокум, повозка не перевернулась бы и не раздавила папу. Мы бы жили здесь, в раю, и часто навещали могилы мамы и Кэти. От этих печальных мыслей мне стало очень тяжело, и я отбросил их в реку. Может, она расскажет эту историю кому-нибудь ещё, кому та не покажется такой грустной, потому что он не узнает, как всё было на самом деле.
Каноэ быстро неслось вниз по течению. У меня уже болела шея оттого, что я постоянно крутил головой, любуясь прекрасными видами. А сердце радостно стучало и наполнялось надеждой, ведь мили, разделявшие меня и Сару, таяли на глазах.
Первый порог неслабо напугал нас с А-Ки. Мы услышали рокот ещё издалека. А потом река превратилась в грозный хаос белой воды и чёрных камней. Каноэ ударилось об один камень, о другой и так резко дёрнулось, что я чуть не вылетел. На нас плеснула вода, дико ледяная. Она попала мне в глаза, промочила до нитки. Лодка начала разворачиваться боком, замедляясь. Я вспомнил совет Джеда Холкомба – держать нос по течению. Теперь мне стал ясен его смысл: если мы врежемся в камень или застрянем вот так посреди реки, точно скоро окажемся под водой.
– Прямо! – крикнул я. – Надо держать лодку прямо!
Я взмахнул рукой, показывая, куда должен смотреть нос. А-Ки кивнул, что-то прокричал в ответ, и мы оба взялись за вёсла, пытаясь провести наше каноэ через порог. Оно брыкалось, словно дикая лошадь, то поднимаясь, то резко ныряя вниз. Я с трудом удерживался на коленях, и мне приходилось то цепляться за борт, то снова хватать весло, когда лодку начинало заносить.
Наконец мы вернулись в спокойные воды и мирный солнечный пейзаж. Я поёжился и перевёл дыхание, а потом оглянулся проверить, здесь ли А-Ки.
Его лицо выражало все мои чувства одновременно: испуг, облегчение, восторг. И видно было, что он тоже продрог до костей.
Он улыбнулся, обнажив зубы, так широко, что глаза у него превратились в две узкие щёлки. Победно вскинул весло и что-то радостно прокричал.
Я рассмеялся и протёр глаза.
– Ага. Да уж, весело было. Я бы, правда, обошёлся без этого веселья.
Мы прошли ещё несколько порогов, и с каждым разом у нас получалось всё лучше. Я бы сказал, что мы более или менее освоились. Было такое, что на мелководье дно каноэ царапали камни, и тогда нам приходилось выпрыгивать и толкать его. Из-за этого и фонтанов брызг мы промокли с головы до ног и особенно остро ощущали холодный октябрьский ветер с гор. Вдруг я снова услышал рокот воды, но более глубокий, мощный, нарастающий. И выпрямился, чтобы разглядеть, что там. Белая пена плевалась и шипела среди камней, а дальше река обрывалась, и конца её не было видно. В груди отдавался грозный рёв высокого порога.
Грести было бессмысленно. Мы отдались на милость реки, а она вовсе не выглядела милостивой. Я бросил весло на дно каноэ, схватил борта обеими руками и взмолился, чтобы А-Ки повторил за мной.
– А-Ки! – завопил я что было мочи. – Готовься! Готовься!