Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Надутый индюк», – сказала мысленно Алиса, но сама себе показалась неубедительной.
В таком вот скверном настроении она зашла в туалет и наткнулась там на стоящую у зеркала Ирину Викторовну. Та, кажется, подкрашивала губы. Алиса мельком взглянула в зеркало и застыла: над воротником тщательно отглаженной белой блузки учительницы поднималась кошачья голова со всем, что ей полагается: темно-желтой шерстью, усиками и треугольными ушками. Кошачья голова на обычных человеческих плечах.
– Алиса? Тебя ведь зовут Алиса? – спросила учительница мягким, мурлыкающим голосом. – Что-то случилось?
Усатая мордочка в зеркале повернулась вполоборота.
Сумасшествие? Девушка моргнула… В зеркале отражалось красивое женское лицо с умело подведенными зелеными глазами и пышными рыжими, в красноту, волосами. Учительница смотрела на Алису с удивлением.
– Эээ… нет, ничего, – выдохнула девушка. Раньше у нее никогда не было галлюцинаций. Ну точно сумасшествие!
– Ты славная девочка, Алиса. Я чувствую в тебе большие возможности! – Ирина Викторовна мягко улыбнулась.
Алиса поспешно опустила глаза в пол, потому что ей показалось, что зубы у учительницы остренькие и мелкие, как у ее Маркизы… как у кошки. Ну точно, пора вызывать «Скорую»… Хотя, если вспомнить о уже имевших место странностях… что, если в воздух поступают какие-то психотропные вещества, влияющие на поведение людей и вызывающие галлюцинации? Что, если они стали субъектами какого-то бесчеловечного эксперимента?
– Только иногда слишком скромная, – закончила учительница и вдруг мягко провела у Алисы под подбородком, словно хотела погладить ее, как гладят кошку, и вышла за дверь.
– Я схожу с ума… – пробормотала Алиса, глядя на свое отражение, затем включила холодную воду и плеснула себе в лицо. – Или я, или все остальные, но кто-то здесь точно ненормален!
«Надо поговорить с Олегом», – подумала она, но вспомнила, как равнодушно он прошел сегодня мимо, и окончательно приуныла.
– Девочка! – послышался между тем странный, словно шуршащий, лишенный всяких интонаций голос. – Помоги мне, милая девочка!
За поверхностью стекла, словно прильнув к нему изнутри, виднелось бледное человеческое лицо, даже не поймешь, мужское или женское – с провалами запавших глаз и разметавшимися темными волосами.
– Выпусти меня, милая девочка! Мне так холодно и одиноко! – продолжал бумажный голос.
Алиса нервно сглотнула и зажмурилась.
В прошлый раз этот метод сработал, значит, сработает и теперь. Она откроет глаза – и никакого ужасного лица не будет. Вот сейчас… Девушка на всякий случай досчитала до пяти, раскрыла глаза и… встретилась с безумным взглядом прижатого к стеклу лица-маски.
– Ты можешь это сделать! Ну пожалуйста!
Алиса откашлялась.
– Вас нет! – заявила она наглому отражению. – Это просто галлюцинации. Я схожу с ума, вот и все.
– Ну тогда не случится ничего страшного, если ты меня выпустишь. Положи руку мне на лоб, – попросило существо.
Алисе не было страшно. Нет, это липкое, тошнотворное чувство нельзя назвать страхом. Оно сильнее, чем страх, больше, чем ужас. Оно вымораживает изнутри, парализует мозг, добирается до сердца.
– Положи руку мне на лоб! – велело отражение.
Как завороженная, девушка медленно подняла руку. В тот момент, когда пальцы вот-вот должны были коснуться стекла, дверь с грохотом распахнулась, и в помещение вошла одноклассница, Светка Перовская.
– Что, никак не налюбуешься? – спросила она и, взглянув в зеркало, сложила бантиком розовые губки.
– Типа того… – выдавила Алиса с большим трудом. Язык едва ей подчинялся.
– Что-то ты бледновата! – Перовская пощипала себя за щеки, чтобы вызвать на них легкий румянец.
Ничего странного в зеркале она явно не видела.
Закусив губу, Алиса тоже взглянула туда.
Никакого бледного лица, кроме ее собственного.
– Эй, Панова! Ты что, заснула? Или совсем от любви чокнулась? – Светка помахала рукой перед лицом одноклассницы.
– Спасибо, все нормально.
Алиса попятилась от зеркала и пулей выскочила из туалета. Господи! Господи! Что же это происходит и когда все это, наконец, прекратится?! Может, рассказать маме? Обратиться к доктору? И что, здравствуй, психушка, милые и добрые люди в белых халатах!
– Она совсем чокнутая! – услышала Алиса за спиной и, вздрогнув, обернулась.
Двое восьмиклассников даже не смотрели на нее.
– Такую фигню на уроках задает! А домашние задания! – продолжал один из парней.
Девушка перевела дух: это не о ней. Пока что не о ней.
– …и происходит здесь что-то очень странное…
На этот раз голос за спиной был девичий.
Алиса напряглась. Неужели?..
– …он проходит мимо меня и даже не здоровается! Представь, это после того, как мы целовались!
Опять не то!
Школьный коридор казался ей муравейником. Было тревожно и почему-то неуютно. Еще недавно школа представлялась если и не самым спокойным и прекрасным местом в мире, то вполне обычным заведением, где самое страшное – это заваленная контрольная.
Теперь мир изменился.
Прозвенел звонок, и Алиса побрела в класс, чувствуя вокруг напряженную, недружелюбную атмосферу, словно оказалась в глубоком тылу врага.
Соседка по парте, Ольга, уже была на своем месте и дремала над учебником. Это было несколько странно – раньше за ней такой привычки не водилось. Она спала так крепко, что пришлось толкнуть ее, чтобы разбудить, когда вошла учительница. Проснувшись, Оля захлопала глазами.
– Ты что, всю ночь за уроками просидела? – спросила ее шепотом Алиса.
– Нет, – Оля широко зевнула. – Но что-то не выспалась…
В течение дня выяснилось, что не выспалась сегодня добрая половина класса. То там, то здесь раздавались смачные зевки, а на литературе с задней парты вдруг послышался храп. Это храпел Витька Апрелев.
– Витя! Мы тебе не мешаем?! – гаркнула над его ухом литераторша.
Апрелев вздрогнул и едва не свалился со стула.
– А? Что? Уже пора в школу? – пробормотал он.
Класс зашелся в хохоте.
– Ничего смешного, Апрелев! – укорила учительница. – По ночам спать надо! А ты что делал?
– Я? Кирпичи разгружал… кажется… – пробормотал он.
Ребята снова засмеялись.
– Нашелся тут шут гороховый! – литераторша укоризненно покачала головой. – Небось в игры компьютерные всю ночь резался. Раз ты такой умный, выходи к доске, расскажешь нам сейчас о поэтах-символистах.
– Может, не надо? – Апрелев протирал сонные глаза.