Она ласкала его так, как он однажды научил ее, и, когда он мучительно застонал, по ней пробежал трепет восторга.

Очень быстро Ромео раздвинул ее бедра, просунул руки под ее колени и одним легким движением вошел в нее.

- О!

Глухой стон мужского удовлетворения перевернул ее душу. Мэйзи вцепилась руками в его волосы, а он начал терзать ее медленными движениями, и каждое движение исторгало у нее стон, который, казалось, возбуждал его все больше.

- Ты моя. Скажи это! - потребовал он, когда ее мир начал раскалываться на кусочки.

- Ромео…

- Я хочу услышать это, Мэйзи.

Он глубоко вошел в нее и остановился, требуя ее ответа.

В ней шевельнулось опасение, что, если она признает это, пути назад не будет. Что она отдастся ему целиком, душой и телом.

- Я…

Она застонала, когда он снова пришел в движение, доводя ее почти до бессознательного состояния.

- Скажи мне!

- Я твоя… твоя. Пожалуйста… - Она вцепилась ногтями ему в спину и приподняла голову, чтобы прижаться губами к его губам. - Пожалуйста, Ромео. Я твоя… - жалобно прошептала она.

Ромео продолжал двигаться, все его чувства обострились от ее слов, от прикосновения ее рук к его коже. Он не мог насытиться ею. Ему хотелось большего. Он хотел ее всю, чтобы между ними не оставалось препятствий. Он поднялся на руках, чтобы посмотреть ей в глаза и самому убедиться, что она на самом деле принадлежит ему безраздельно.

Ее глаза встретились с его взглядом; в их потрясающей глубине отражалось блаженство. Не было ни стремления сопротивляться, ни отчужденности, просто полное подчинение, которое что-то надорвало в его груди, впервые в жизни заглушив мучительную горечь.

Чувство, что он может свободно летать, что он может обрести в ее объятиях еще более полное забвение своих печалей, чем это было в прошлый раз в Палермо, завладело им, делая его движения более частыми, заставляя его всей душой устремиться в эту заоблачную высь.

Он посмотрел на нее и увидел, что ее глаза затуманились в предчувствии высшего наслаждения. Отпустив ее ноги, он зарылся пальцами в ее волосы и поцеловал ее в губы.

- Сейчас, gattina mia, - прохрипел он, чувствуя, что сам находится на грани капитуляции.

- Да! О да! - простонала Мэйзи.

Она начала извиваться под ним; ее конвульсии послужили для него спусковым крючком.

С громким стоном Ромео отдался на волю чувствам, едва не раздавив ее и испытывая такой мощный оргазм, что, если бы верил в рай, он был бы уверен, что находится там в это мгновение.

Он пришел в себя, почувствовав, как ее руки ласкают его спину, а губы покрывают нежными поцелуями шею.

В его памяти всплыло еще одно воспоминание, нечто вроде дежавю, отбросившее его назад на пять лет, в его гостиничный номер в Палермо. Он вспомнил чувство, что он был словно лишен кожи и выставлен напоказ, что женщина, лежавшая под ним, была не из тех, с кем можно было переспать и быстро от нее избавиться. Ромео был уверен, что именно из-за этого он сбежал наутро, позаботившись о том, чтобы его нельзя было найти.

Потому что, проведя с ней всего несколько часов, он инстинктивно понял, что Мэйзи О'Коннелл обладает властью читать его мысли и может вытащить наружу мучительную правду и скрытые желания, о которых он не хотел поведать ни одному мужчине, ни одной женщине. Он больше всего на свете хотел рассказать ей, что приехал в Палермо неделю назад, надеясь, что хотя бы раз в жизни женщина, родившая его, посмотрит на него с чувством, отличным от ненависти. Что он провел неделю возле ее постели, надеясь на проявление хоть какой-то привязанности или сожаления о том, что она так бессердечно отреклась от него.

Он каким-то образом смог оставить свои мучительные мысли при себе, но чувствовал, что Мэйзи угадала его состояние и успокоила его душу такими же нежными поцелуями и ласками, которыми одаривала его сейчас.

Тогда, как и сейчас, она отдала ему себя всю без остатка, несмотря на то что ничего не знала о нем, кроме имени.

Желание рассказать ей о себе все мучило его и сейчас, но он удержался. Она знала о его отце, отчасти потому, что ему нужно было объяснить ситуацию с Лоренцо, а отчасти потому, что он на мгновение утратил бдительность. Но то, что касалось его матери, было совершенно другой историей.

Тайный стыд, который его мучил, не оставлял его. После того как он похоронил мать, Ромео спрятал свою боль глубоко в душе, будучи уверенным в том, что у нее нет больше возможности причинить ему страдания, отвергая его. Но рядом с Мэйзи он чувствовал желание поделиться с ней своей болью. И ее власть над ним беспокоила его.

Отбросив свои тревожащие мысли, он посмотрел на Мэйзи и позволил себе насладиться ее нежной улыбкой.

- Должна ли я бояться самодовольной улыбки, с которой ты смотришь на меня? - спросила она, и ее голос был слегка томным и бессильным после всех потрясений.

Он снова почувствовал, как в нем пробуждается желание. Магия ее тела с ослепляющей скоростью привела его в состояние возбуждения. Он с ловкостью поменялся с ней местами и откинулся назад, наслаждаясь ее божественной красотой.

С длинными мокрыми волосами, облепившими ее золотистую кожу, она и впрямь выглядела как распутная русалка.

- Si, ты сейчас воплотишь в жизнь еще одну из моих фантазий.

Он взял в руки ее тяжелые груди и начал поигрывать большими пальцами с ее сосками, чувствуя, как ее тело откликается на его прикосновения. Его плоть стала еще тверже, желание распалило его, пока он наблюдал, как она с восторгом приняла новую позицию.

Она быстро нашла ритм, который удовлетворил их обоих, и начала двигаться. Через несколько минут они оба уже задыхались и стонали.

Наконец она запрокинула голову, вцепилась ногтями в его грудь и закричала, достигнув пика наслаждения.

Он радостно последовал за ней, стремясь снова испытать это райское блаженство. Он не смел позволить себе мечтать после того, как все его детство каждая хрупкая надежда превращалась в пыль. Но Мэйзи в его объятиях, в его кровати была достижимой целью. И он был намерен не расставаться с ней столько, сколько это будет возможно.

Проснувшись, Мэйзи попыталась сообразить, как она оказалась в чужой постели. В ее голове всплыли смутные воспоминания о том, как ее несли на руках от водопада. Она пошевелилась и почувствовала во всем теле тяжесть насыщения, что вызвало волнующие и яркие воспоминания о минувшей ночи.

Открыв глаза и увидев яркий солнечный свет, она заставила себя не паниковать, когда полностью осознала, что произошло.

Она отдалась Ромео. Отдала не только тело, но и сердце и душу. Мэйзи с самого начала знала, что, если отдастся ему сейчас, это закончится полным ее поражением. Как она и подозревала, когда согласилась, что принадлежит ему, это было признание, которое относилось не только к сексу. Каждое решение, которое она принимала касательно сына и его отца, шло от чистого сердца. Ей просто не хватало храбрости признаться себе в этом. Но теперь она все знала.