— Наверное, кроме основной, у подъема с понтонов, нужно нам запасную позицию подготовить? — задумчиво почесал кудрявую, уже отросшую, прическу, Аронов, — Откатимся, если что, после первой атаки…

— Не дадут тебе, — хмыкнул Зорин, — Как только откроешь огонь по их технике — не выпустят. Так что нет смысла мучаться ночью, искать вторую позицию. Правильнее так — ведешь огонь по обстановке, сколько сможешь, дальше подбираешь нас, кто уцелеет, и мчишься полями к Луганску. Шанс будет маленький, но если ихними подбитыми машинами понтон загородишь — сможешь отступить. Авиации у них не густо, а гаубицы тебя на ходу не накроют.

Савельев тихонечко засмеялся, совсем некстати, понял по удивленным лицам собеседников:

— Да я так, о своем, парни. Вот, думаю, переживать заранее не надо — может, наши-то уже далеко впереди, и бандеры драпанули, а вы помирать собрались?.. Ничего себе, геройская у нас команда. Нет, прочь лирику. Виктор, размещайте «Метис» справа, выше по течению с нашей стороны. Там есть яма, корни вывернуло, липа старая упала, видал? Метров семьсот примерно от переправы. Солнце взойдет у вас за спиной, слепить станет их. Сколько ракет имеется?

— Слезы одни, — махнул Зорин рукой, — Две штуки. Ну, там рядом совсем до переправы. Две машины подожгу. Только мне до подхода техники открывать огонь нельзя. Пехоту кто будет крошить? Пулемета-то у нас нет…

Вечер переплавился в ночь. Мартовское небо выяснило, оно на глазах стекленело заморозком, погружало мир в тишину, примолкла даже близкая река, и на половине скрипучей песни заткнулся в ивняке дрозд.

Савельев на тощем колене рисовал в блокнотике красным карандашным огрызком карточку огня, тыкал пальцем с каймой грязи под ногтями, шипел командирам задачи:

— Ночью Мыза поставит растяжки на нашем берегу. Так что у кого избыток гранат — сразу сдавайте мне. По одной оставьте и хватит вам для героизма. Заграждения сделаем вот так и так — останется им идти только по дороге с переправы, прямо наверх, к этим вон кустам. Огонь открываю я первый. Бью офицера, когда они реку уже перейдут. Дальше включается Мыза, работает подствольником, автоматным огнем. Они пытаются рассыпаться, попадают на наши растяжки. В идеале — положить максимум. Виктор, ты с ПТРК сидишь тихо, не участвуешь. А бойца своего, Костю — Мызе отдашь. Они вдвоем по пехоте долбят. И патроны — беречь. Не густо.

— А мы? С «Утеса» бы хорошо, с бугорка, переправу всю накрыть. Никто б не ушел, — танкист в темноте блестел глазами, понимал — глупость сказал, но хотелось, чтоб танк подсобил, показал себя снова.

— А вы, — терпеливо вздохнул Савельев, — с места даже, где сейчас стоите, не трогайтесь. И машину не заводить. Я слыхал — с пуском у «восьмидесятки» — порядок, не подводит, и прогрев не нужен? Ну и отлично. Запустишь двигатель по моей команде, когда пехоту уничтожим. Тебе отсюда, из балки, будет ни черта не видно, так что жди, крикну в рацию. И тогда уже — дуй на горку и сражайся с техникой. Да ты услышишь — первый отработает капитан с «Метиса». Не перебивай, пожалуйста, спутаемся сейчас.

Аронов поднял примирительно ладони, слушал дальше.

— Первым по технике открывает огонь Зорин. Выбираешь заднюю цель, пропустив первые две или три на понтоны. Уничтожаешь желательно на самой переправе, дальше работаешь по головной, ну, что тебя учить? Кстати, ты стрелял с него когда-то? Там ведь дело сложное, наведение маховичками…

— Стрелял, — не слишком уверенно проговорил Виктор, проклиная себя — зачем наврал-то? Тут погуглить не удастся. Ну, на тубусах с ракетами бумажки приклеены, и на станине. Да и сделано должно быть просто, чтобы солдаты-срочники пальнуть могли.

— Ну, тогда, значит, справишься. Сейчас начнем размещаться, Мыза подойдет, поможет. Да, если ты что забыл — он в батальоне у нас оружейником числится, ПТУРы любые знает, подскажет, — вздохнул Савельев, сделав вид, что по голосу не понял — соврал капитан.

Они быстренько перекурили в кулаки, чуть размяли затекшие ноги, и Георгий продолжил:

— Танку вашему, Михаил, стоять до самой атаки без движения. Хорошо, ночь холодная, остыл он быстро, да еще дождик с вечера лил. Я вообще думаю, с того берега на наш сейчас тепловизорами смотрят плотно. Еще, может, высотный дрон висит с тепловой камерой, хотя навряд ли. Уже бы кинули с гаубицы. Так вот — стоите, пока нас с переправы не сгонят. Ждете моего сигнала. Если команды нет — после двух пусков ПТУРа начинаете движение к переправе. На горбыль у воды не въезжать! Остановитесь на обратном скате дороги, метров за триста, ждите. Если нас размолотили — выскочат прямо на тебя их броня и пехота. Ни в коем разе на берег не выезжай!!! С той стороны наверняка будут расчеты с «Джавелинами», сожгут в миг. Ясно, Миша?

— Так точно, — вздохнул Аронов, — хороша ж моя роль — подождать, пока вас перебьют, а потом тут в засаде нациков встречать. А кстати, куда пленных-то денем?

— Я их охранять от бандеровских пуль не нанимался, — пожал плечами Савельев, — На общих условиях будут судьбу испытывать. В кусты подальше отведу, там примотаю к дереву. Есть вопросы, парни? Давайте за дело, времени мало. Вот тебе, Миша, рация. Заряд есть, я запасную батарею воткнул. Капитан, тебе, прости, нету… Если будет тихо — в шесть утра сбор здесь же. А пока — готовимся, братья…

Чем больше темнело небо, наливаясь чернильной бездонной пустотой, — тем больше в нем становилось рассыпанных осколков, острых, колючих звезд. Савельеву с детства казалось, что они сердиты и холодны.

— Ну, а ты что скажешь, дядя? Как, бишь, звать-то? Что такое звезды, как мозгуешь? — Георгий подергал веревки на лодыжках и запястьях азовца, задумчиво покумекал — может примотать его тоже, как молодого нацика, руки назад, да к березе? Выберется, дед, не ровен час, и с тылу устроит нападение.

— Та то ж ангелы оттуда глядят, окна в небе… А звать меня Федором. Федор Палыч, так значит. Шо ж ты нас близко посадил как, верная смерть ведь. Отвел бы подальше, командир. Положат, как пить дать.

— Ну и положат — так твои же, фашисты. Не обидно. Не все ж им баб да детей крошить? Некогда мне вас прятать. Ты лучше за волчонком своим смотри. За вами сзади еще один пикет, и боец специально глядеть поставлен, во-о-он с того дерева. Не дурите тут, и останетесь живы.

Пожилой покрутил головой, цикнул щекой недоверчиво. Молодой скрипел в темноте зубами, ерзал по траве, будто силился