весьма кстати споткнувшись на кочке, падал на вытянутые руки, сразу откатываясь в сторону, поскольку прямо над головой, на дороге, дышал горелым пороховым чадом бандеровский танк, спокойно посылавший фугасы куда-то вперед, в скопище уже пылающих машин и в гущу людского крика.

Вот этот бой они вместе с заблудшими танкистами 47-й дивизии и услышали давеча с километра, не добравшись до бродов через Северский Донец совсем немного. Савельев с Мызой помчались вперед, танкисты остались в овраге на окраине Каменки, ожидая команд в УКВ-шную рацию, чтоб не налететь, не нарваться на превосходящие силы фашистов, не сгореть сразу по-глупому, а, может статься, подсобить своим, выручить братков, ведь кто-то воюет там, судя по адским звукам бойни?..

Савельев на брюхе пополз за спину чужого танка, дальше по канаве, выглядывая, спеша, его вражеское прикрытие, где там они — пехота с «Джавелинами», пулеметчики, те, кому положено вслед за танком завершить разгром, добить колонну? Видно, солдаты в импортном «мультикаме» выскочили из своих грузовиков далеко, за массивом южного леса и теперь едва начинали перетекать с опушки на дорогу, почти на пределе видимости оптического прицела винтовки, то есть до них — больше пары километров.

Георгий осторожно отхаркался под воротник бушлата, опасливо оглядываясь на двинувшийся вперед вражий Т-72, к горящим росгвардейским грузовикам, когда-то серым с красными полосами, теперь — почерневшим, нажал тангенту рации, кричал в забитый земляной грязью микрофон:

— Коробка, вперед полный! Дорожная насыпь слева, один 72-й, кормой к вам. Уничтожить!

Мыза с бегущим без отставания Матвейкой показались с перелеска, но Савельев яростно махнул им рукой — залечь там, не высовываться, сам, перекатившись на живот, с тревогой вглядывался в поле, где она, наша «восьмидесятка», не струсили пацаны, не заглохли, успеют ли помочь, пока не подошла петлюровская пехота?!

Колонна пылала уже целиком, и с хвоста, со стороны переправы, выкатился, видать, еще бандеровский БМП, стрекотала автоматическая пушка, и кричали, кричали люди.

Со свистом, чем-то средним между двигателями ЯК-40, на котором в детстве Савельев летал с бабушкой в Ригу и паяльной лампой с отцовского гаража, из балочки, от околицы Каменки, выскочил в поле танк с буквой «зет», промчался закраиной черной пашни, сминая тонкие вербы, не сбавляя хода, вырвался на дорожную насыпь, в трехстах метрах за спиной вражеского 72-го, тормознул, клюнув носом, и только пушка, удерживаемая стабилизатором, не качнулась совсем, немедленно харкнула в затылок вражеской машине смертью.

Звук рикошета напомнил Савельеву застрявшую в толстой заготовке и неосторожно сломанную токарную фрезу — как за это ругал в школе пропахший табаком трудовик Альберт Альбертович по прозвищу Лысый, Георгий помнил и сейчас, спустя тридцать пять лет. Сердечник бронебойного снаряда скользнул по задней скуле чужой башни, свирепо вибрируя, умчался в поля. В скупо камуфлированном крестообразными цифровыми узорами вражеском танке поняли — сзади, там, где отстала бестолковая пехота, появился карающий тезка, которому сегодня — фарт.

Безнадежно, но упрямо, вместо того, чтоб за пять секунд покинуть танк, еще успеть, бежать, не гореть самим, мехвод врагов по команде зажал левый торсион и на полном газу крутанулся назад, разворачиваясь навстречу русскому Т-80. Шесть секунд — долго, целая жизнь. Так думалось Георгию, когда чужой танк все больше доворачивался, все пристальнее пялился на него своими гневно раскрытыми триплексами.

Поворот так и остался незавершенным. Савельеву на миг показалось, что нагретым гвоздем ткнули в туго надутый мяч и от этого воздух из него рванулся через все швы, а больше — через ниппель, что был сверху. Башня танка с отскочившей, видно, открытой раньше, а теперь безобразно раззявленной пластиной командирского люка, поднялась на оранжевом столбе пламени, устремилась ввысь, там закувыркалась, грозя орудийным искореженным пальцем, на дымном хвосте улетела вбок, в болото. Тело 72-го тяжело осело вниз, гусеничные катки расшеперились в стороны, будто подогнувшиеся посмертно ноги лошади, а из шеи, с башенного погона, как кровища с обезглавленного туловища, ударил в небо адский багровый фонтан огня.

Георгий вскочил на ноги, поднял в приветствии своим танкистам руку с зажатой СВД, крикнул в рацию:

— Коробка, враг уничтожен! За мной средний ход. Сзади пехота поджимает, не тормозите. В конце колонны — вражеская БМП, внимательно.

Сгоревший быстро, проживший яркую геройскую жизнь, Т-72 разгромил почти всю колонну. Единственный БТР сопровождения дымил в противоположной канаве, воздух оставался девственно чистым от авиаподдержки. Савельев пробегал убитых или умирающих людей, лишь в одном месте обнаружив живого капитана и пару СОБРов, контуженных, раненых, но готовых воевать.

— Мыза, Матвея тут оставь! — орал Савельев, убегая вперед, немного подбодрив росгвардейцев, — Ребята, быстро уходите за канавы, дальше перелеском к реке. Сейчас начнет артиллерия работать. И пехота их подходит. Живо!!!

Дорога ныряла под горку, вниз, к понтонной переправе, кинутой через броды совсем недавно. Две недели назад тут еще ничего не было, стоял пикап с разъездом «Азова», видимо, ходом снесли их армейцы, ушли вперед. Росгвардия переправилась нынче с утра, а вот охранения у понтонов никто не оставил — ни тебе блиндажика, ни даже НП. Отсюда-то, наверное, пропустив колонну грузовиков, и крикнула в эфир бандеровская разведка своим — мол, колонна прошла, встречайте. Сопровождение — один БТР, жгите, на здоровье…Теперь, чтобы никого уж не пустить назад спасаться, ни один чтоб не ушел назад через Донец, прикатила сюда от Изюма БМП-2 с желто-синим флажком на антенне.

Пока Т-72 жег колонну спереди, тут тоже хлопцы потешились хорошо — в лоскуты искрошили из автоматической пушки «Уралы», КАМАЗы и «буханки», высадились с железного нутра БМП, бродили теперь среди трупов, еще шевелящихся, кое-где горелых, трофеили деловито, не спеша. Им из-за горки было не углядеть дуэли гусеничных советских собратьев, странным образом насмерть сцепившихся на полях своей единственной великой родины, а в рацию, видать, их свои не вызвали.

Савельев прилег, нырнув за павший на горелые обода УАЗ, слыша догоняющий сзади свой свистящий танк, выцелил в мутную линзу оптики с вершины холма фигуру на дороге, но стрельнул, как всегда коря себя, неправильно и ни к месту оставляя человеку шанс — в грудную пластину бронежилета. Толкнуло бойца сильно, он упал на бок, кувырнувшись через плечо поломанным манекеном. Выстрела за взрывами и ревом пожара бандеровцы не услыхали, только увидели упавшего, и тут же, закрывая для них уходящее за горизонт мартовское солнце, на холме возник танк с белой буквой.

БМП с азовским «волчьим крюком» на желтом фоне, дала задний ход, стремясь укатиться в кусты, к ней опрометчиво ринулись два бойца из пяти высадившихся накануне — но наводчик Т-80 влепил фугас прямо в