Как я сообразил, Suhaili сильно накренило и меня отшвырнуло к противоположной стенке каюты вместе с коробками, консервными банками, одеждой и инструментами, будто все эти предметы посчитали своим долгом быть поближе ко мне. Я пробрался сквозь дебри к лестнице и выбрался наружу, внутренне готовя себя к тому, что не увижу мачт на месте, и остаток ночи уйдет на то, чтобы попытаться удержать лодку на плаву. Страх был настолько силен, что понадобилось некоторое время для того, чтобы поверить – мачты на месте. Но без серьезной поломки не обошлось. Левый флюгерок Адмирала выглядел безжизненным. Когда я попытался развернуть его, оказалось, что пиллерс сильно погнут, а морская фанера толщиной в пять восьмых дюйма, из которой был сделан флюгерок, раскололась надвое примерно в десяти дюймах под вантой бизань-мачты. Вся левая часть Адмирала была основательно раскурочена. Мне повезло, что в тот момент работал правый флюгерок, ведь в темноте ничего нельзя было исправить, а до рассвета оставалось часа четыре – мои часы показывали 2 часа 50 минут утра. Suhaili легла обратно на курс, она двигалась без видимых усилий, и нельзя было понять, есть ли еще повреждения. Я медленно двигался по палубе, ощупывая руками каждую деталь оснастки, желая удостовериться в том, что она все еще на месте и держится крепко. Я обошел уже почти всю палубу, когда на нее обрушилась еще одна волна, окатив меня с головы до ног. Я схватился за поручень мертвой хваткой, прекрасно понимая, что от цепкости пальцев сейчас зависит моя жизнь. Рано или поздно все равно пришлось бы пройти через такое. Вся поверхность воды была вспучена – давало о себе знать перекрестное море, но время от времени из этого месива волн вздымалась одна, которая была намного больше остальных, и с размаху била мою лодку. Я решил немного изменить курс, чтобы волны перестали долбить в один борт, и для этого перешел на корму к Адмиралу.

Проверив все, что можно, и скорректировав курс Suhaili, я вернулся вниз и зажег фонарь. В каюте творилось нечто невообразимое. Почти все, что находилось на правой стороне, было отброшено к противоположному борту, пол был усыпан банками, скинутыми с полок после того, как яхту подбросило вверх. Вода была повсюду. Она хлюпала под ногами, когда я пробирался от камбуза к радио, стараясь определить тяжесть нанесенного стихией ущерба. Когда Suhaili кренилась, из моторного отсека раздавался плеск воды. Первым делом надо было избавиться от жидкого балласта. Я установил помпу и принялся откачивать воду из трюма. Сорок галлонов морской воды было в моторном отсеке, еще пятнадцать галлонов было откачано из главной каюты. Тогда я еще не знал, как она сумела попасть внутрь. Занятие привычной и необходимой работой помогло успокоиться. С момента пробуждения меня не покидало чувство тревоги – каждую секунду я ожидал следующего удара. Не верилось, что лодка цела и все обошлось без фатальных повреждений. Мои действия были чем-то схожи с реакцией муравьев на постороннее вмешательство. Застигнутые врасплох муравьи тут же начинают тереть лапками свои мордочки. Привычная процедура умывания вселяет уверенность и предотвращает панику в их рядах. Для меня откачка воды из трюма была привычной процедурой. Закончив работу, я уже чувствовал, что вновь контролирую ситуацию. Успокоившись, я перешел к уборке. Мне нужно было определиться, с чего начинать. Освободить каюту от вещей я не мог, так как перетаскивать все это множество предметов было некуда. Пришлось выискивать наиболее крупные вещи, отодвигать их в сторону и приводить в порядок освободившееся пространство. Часа через два моя койка была убрана. Много времени ушло на то, чтобы отыскать и водрузить на место все книги, пленки, канцелярские принадлежности, одежду, фрукты, инструментарий и медицинские препараты. В последствии, еще долго те или иные предметы неожиданно материализовывались в странных для них местах.

Начав с кормы, я в первую очередь привел в порядок камбуз, где мною были обнаружены плоскогубцы. Последний раз я видел их на полке с радио, а теперь они прятались за кипой тарелок на стойке. Судя по всему, пролетая мимо них, плоскогубцы разминулись с ними несколькими миллиметрами. Радио вроде было в порядке. Я вытер его влажный корпус, решив заняться более тщательной просушкой его после того, как станет светло.

Протирая передатчик, я заметил, что с находящегося над ним штурманского стола сильно капает вода. Оказывается, весь верхний край потолка был покрыт зловещими трещинами, все внутренние перегородки были смещены ударной силой перекатывающихся через палубу волн. При виде трещин и мысли о том, что рано или поздно волны могут разрушить крышу каюты, у меня засосало под ложечкой. Если водная стихия унесет крышу каюты, на палубе образуется дыра размером 6 футов на 12. Я находился в семистах милях к юго-западу от Кейптауна, и Южный океан был неподходящим местом для плавания в открытой лодке. Как бы в ответ на мои тревожные мысли, палубу захлестнула очередная волна – вся конструкция задрожала, будто от боли, но нового смещения не произошло. Времени на установку дополнительных креплений не было. Единственное, что мне оставалось, это перетянуть надстройку канатами и дожидаться нормальной погоды, которая позволит заняться ремонтом.

Приведя каюту в порядок, я нашел фонарь и осмотрел моторный отсек, на полу которого хлюпала вода. Первое, что мне бросилось в глаза – все аккумуляторные батареи сгрудились в кучу у левого топливного бака. Угол полки, на которой лежали аккумуляторные батареи, был снесен их тяжестью, когда яхта накренилась, и лишь топливный бак предотвратил их падение и поломку. Это оставило бы меня без радиосвязи и без двигателя. Два запасных аккумулятора были слишком старыми и годились только для сигнального фонаря и магнитофона. Водрузив батареи на место, я закрепил их на полке так прочно, что теперь им была не страшна даже самая сильная качка.

До рассвета ничего больше уже нельзя было сделать, поэтому я сложил кливер на полу каюты, принял на грудь рюмочку, завернулся в парусину и уснул. На первый взгляд, в роли покрывала парусина кажется довольно экстравагантной, но сквозь нее почти не проникает влага, и поскольку порция виски разогнала кровь по жилам, под парусиновым покрытием мне было тепло.

Когда через три часа я проснулся и высунул голову наружу, оказалось, что волны уже не такие бешеные, хотя, время от времени, по поверхности моря еще проносились сопровождающиеся градовым дождем шквалы и тогда вода из серой превращалась в молочно-белую. Удостоверившись, что с палубой все в порядке, я нырнул внутрь и стал готовить себе овсянку. Расправившись с кашей и усевшись поудобнее с кружкой кофе в одной руке и с сигаретой в другой, я почувствовал себя вполне счастливым. Пока держался сильный ветер, приступать к ремонту Адмирала не было смысла, поскольку флюгерок улетел бы сразу после того, как я открепил бы его.

Решив заняться крышей каюты, я стал копаться в ящике с гайками и болтами, отбирая самые длинные и мощные болты для того, чтобы усилить ими крепления на крыше каюты. Почти весь день был потрачен на это, но засыпал я с приятным чувством выполненной, обязательной работы.

В тот вечер со мной случилась одна из тех мелких и отвратительных неприятностей, которые хоть и не могут повлиять на решимость продолжать плавание, тем не менее, способны привести в бешенство и, не в последнюю очередь, в силу своей необязательности. Раскупорив новую бутылку бренди, я отлил в стаканчик дневную порцию и поставил бутылку на свободную койку, зажав ее в углу ящиком от секстанта. Прошло около часа и в каюте стал явственно ощущаться запах бренди. Бутылка завинчивалась металлическим нарезным колпачком, из-за постоянной качки он ослаб и жидкость постепенно выплеснулась. Мой недельный рацион спиртного состоял из половины бутылки. За какой-то час двухнедельный запас бренди был растрачен на насыщение морской атмосферы парами алкоголя. Оставалось утешаться лишь тем, что я успел отлить дневную порцию!