– Поедет, – шёпотом, почти что беззвучно.

Кристина нежно обнимала дочь, и это было, пожалуй, самым совершенным, что мне доводилось видеть в жизни. Её узкая ладонь лежала на мягкой ткани, из которой было сделано платье Алисы. Две пары тёмных глаз, густые ресницы…

– Видишь, мама говорит, что поедет.

– Тогда я тоже поеду.

Я хотел забрать Алису, но стоило попробовать это сделать, она подалась к матери. Сердце кольнуло чёрным остриём. В заплаканных глазах Крис появился и пропал вызов. Со вздохом, она опустила веки, и ещё несколько слезинок стекло по её щекам.

– Пусть дядя Ард донесёт тебя, хорошо? – нежно обратилась она к малышке. – А я пойду рядом. Договорились?

Алиса не отвечала. Держалась за мать, но при этом опять рассматривала меня.

Я ждал. Это ожидание было мне поперёк горла. Но я боялся, что стоит мне надавить, хрупкое равновесие разлетится. Пойти поперёк воли этой девочки я боялся сейчас, как не боялся перейти дорогу ни одному самому поганому сукину сыну из всех, с кем имел дело.

– Давай, иди ко мне, – я всё-таки приподнял руку. Старался, чтобы это не выглядело попыткой забрать её у Крис, но в то же время дало понять, что выбора нет.

Алиса поколебалась ещё немного и всё-таки отпустила Кристину. Я обхватил её. Она оказалась тяжёлой и одновременно с этим удивительно лёгкой. Её мягкое дыхание скользнуло по шее, когда она обвила меня ручонками.

Мы поднялись, и я повернулся к Крис. Она дрожала: губы, подбородок.

– Кристина, – встревожился я.

Крис помотала головой. Прижала пальцы к губам и тихонько всхлипнула. Алиса у меня на руках забеспокоилась.

– Всё… всё хорошо, – ещё один всхлип. – Лисичка… Всё хорошо. Мама просто… просто…

Её плечи затряслись. Склонив голову, она заплакала в голос. Как-то обессиленно, измученно. Я не понимал, что с ней. Алиса занервничала сильнее, принялась рваться к матери.

– Всё хорошо, солнышко, – Кристина поднялась. – Всё хорошо, – схватила ладошку Алисы. – Я иду с вами. Видишь? Всё хорошо.

Её качнуло, и она придержалась за меня. Я хотел обхватить её одной рукой, но она остановила меня взглядом.

– Я в порядке, – сказала тихо. – Правда.

Дура! Посмотрел на разбитый телефон, на осколки стекла. Хотелось устроить ей трёпку. О чём она вообще думала?! Героиня недоделанная, чтоб её!

Кристина шла впереди, каблуки её туфель тихонько постукивали по полу. Я смотрел, как двигаются её лопатки под тонкой тканью, как она поднимается на ступеньку у выхода.

– Папа напугал маму, – шмыгнула носом Алиса. – Очень сильно напугал. Мама плакала, и у неё стучало сердце. Вот тут, – она приложила ладошку к моей груди. – Тук-тук-тук. У тебя тоже стучит. Тебя тоже кто-то напугал?

– Немного, – я взял её руку. В сравнении с моей она была совсем крохотная. И Алиса была крохотная. И в этой крохотной девочке сосредоточилась моя жизнь, пусть даже ещё совсем недавно я понятия не имел, кто она мне.

– Не бойся. Ты большой, ты не должен бояться. Даже мама старалась не бояться. А она такая маленькая.

– Не буду, – пообещал я. – Больше не буду.

Вот только знал – враньё. За неё и за её маму бояться я буду всегда, и этого уже не изменить никому.

Кристина устроилась на заднем сиденье внедорожника. Отдав ей Алису, я отошёл от машины.

– Афанасьев ещё тут? – спросил, найдя Якова.

Тот кивнул в сторону. У обочины, рядом с фургоном спецназа, был припаркован полицейский автомобиль.

– Мне нужно сказать ему пару слов, – обратился я к сопровождающему Афанасьева полицейскому. – Это не займёт много времени.

Тот открыл дверцу. Скованные наручниками кисти Дмитрия лежали на коленях. Только сейчас я увидел глубокие порезы. Афанасьев одарил меня насмешливым взглядом.

– Ты сгниёшь в тюрьме.

– Нет, Агатов. Ты ведь не хочешь всю жизнь оглядываться по сторонам, правда? – он сделал многозначительную паузу. – Не хочешь. А если ты дашь ход документам, тебе придётся это делать. Ты ведь не хочешь, чтобы с твоей шлюхой что-нибудь случилось? А ещё дочь… Мало ли, что. Всё может быть, нам ли с тобой этого не знать.

– Не угрожай мне. Ты не в том положении, Дима.

– Я и не угрожаю. Всего лишь обрисовываю тебе варианты. Или ты думаешь, что упечёшь меня за решётку, и дело с концом? Помимо меня есть другие люди. Их интересы зависят от моих. Жизнь длинная, Агатов. А у твоей девчушки она вообще только начинается.

– Сукин ты сын, – процедил я. – Только сунься к ней.

– Ты никогда не переиграешь меня, Рихард. Я тебе уже это сказал. Мы с тобой можем играть на равных. Мне нравятся сильные соперники. Но переиграть ты меня не переиграешь. Ты не дашь ход бумагам, – уже без намёка на усмешку.

– Пошёл к дьяволу, – захлопнул дверцу.

Посмотрев в сторону внедорожника, увидел Кристину. Она стояла рядом с большой чёрной машиной и не сводила с меня взгляда. Её волосы трепал ветер, кисти рук были спрятаны в рукава.

Не позволю. Никому не позволю тронуть её. Пусть только попробует сунуться к ней. У каждого есть своё слабое место. Моё – Крис и Лисичка. У Афанасьева оно тоже есть. Если я не нашёл его, значит, плохо искал.

Кристина

Алиса тихонько вздохнула, совсем по-детски причмокнула во сне. Чуть касаясь, я погладила её по волосам, провела поверх одеяла. Если для меня этот день был похож на кошмар, что говорить про неё? Хотя, возможно, для неё он всё-таки был проще. Многие вещи она могла пока только чувствовать, но не понимала их, и я была рада этому.

– Мамино солнышко, – тихонько запела я, – сладкая девочка,

Ангел присмотрит в ночи за тобой.

Снятся тебе пусть зайка и белочка

И зимний лес под яркой звездой.

Снятся тебе пусть дали широкие,

Снится кружащий над ними орёл,

Снятся моря-океаны глубокие с парусом алым, гонимым мечтой.

Волны-барашки, дельфины и облака —

Белые хлопья в лазури небес.

Спи, моё солнышко, спи, а пока

Мама придумает много чудес.

– Никогда не слышал эту колыбельную.

Я обернулась. В дверях, опираясь на косяк плечом, стоял Рихард и внимательно смотрел на нас.

Из коридора лился приглушённый свет, лицо Арда оставалось в тени, но черты лица я видела. Или просто успела выучить настолько, что мне казалось, будто вижу.

– Ты не мог её слышать, – ещё раз посмотрела на дочь и встала с пола.

У кровати Алисы я просидела часа два, а то и больше. Если бы не Ард, просидела бы, наверное, всю ночь. Никак не могла насмотреться на неё, надышаться ею.