А Ребекка Мартинссон тем временем подходила к своему летнему домику. За ее спиной шелестели деревья. «Иди ко мне, — шептал лес. — Углубись в мои владения, им нет конца».

Она представила себе изящные сосны цвета меди и ели, чьи стволы, облепленные черными лишайниками, выглядят будто обожженные. Ребекке послышалось, как стучит по дереву дятел; как скрипит под ногами мох; как шумит в кронах ветер, словно водопад. Она вспомнила, как трещат ветки на звериных тропах, усыпанных мягкой хвоей.

Ребекка все шла и шла. Поначалу мысли в голове напоминали клубок пряжи. Ветки царапали ей лицо, касались волос и постепенно, одну за другой, выдергивали из клубка ниточки, которые застревали на деревьях или уносились ветром. И так голова опустела.

Она вдыхала болотные запахи, ее ноги вязли во мху, а тело стало липким от пота. Вперед, к горному склону! Туда, где дует свежий ветер, где карабкаются по склону огненно-красные кусты карликовой березы. Опуститься на землю и залечь в ожидании снега.

Внезапно она вспомнила, как в детстве хотела уехать куда-нибудь далеко, например в Индию. Над головой парил горный канюк. Она представляла себя странствующей с рюкзаком за плечами и ночевки под открытым небом. Бабушкина собака Юсси всегда была рядом. Иногда они вместе путешествовали в каноэ.

Когда-то давно Ребекка стояла здесь рядом с отцом и показывала рукой вдаль. «А если я приду туда, где я окажусь?» «В Чьольме», — отвечал отец. Или — «в Латтелуокте», «на другом берегу Раутас-эльв». Эти названия звучали как стихи.

Ребекка должна была остаться, она хотела их видеть. Она уже плохо представляла себе папино лицо. И все потому, что слишком часто разглядывала его фотографии, которые вытеснили из памяти реального человека. Зато она хорошо помнила его рубашку. Хлопчатобумажную, но мягкую, как шелк, после многочисленных стирок. Белый фон, черно-красная клетка. На поясе у отца висел нож в блестящем кожаном чехле. Костяную рукоятку украшал узор. Самой Ребекке было тогда не больше семи, это она помнила точно. Она носила синтетическую синюю шапку машинной вязки с узором из белых снежинок и крепкие сапоги.

У нее тоже был нож, поменьше. Скорее так, для вида. Однако Ребекка нашла ему применение: вырезала из дерева фигурки, совсем как Эмиль из Лённеберги.[16]И все-таки нож был слишком маленький, поэтому обычно она пользовалась отцовским. Им удобнее было расщеплять палочки, вытачивать прутики для барбекю или вырезать фигурки, которые у нее никак не выходили.

Ребекка посмотрела на свои сапоги на высоких каблуках от «Лагерсонс».[17]

«Прости, — мысленно ответила она лесу, — но сегодня я не в форме».

Мике Кивиниеми протирал тряпкой барную стойку. Четыре часа дня, четверг. Их ночная гостья Ребекка Мартинссон сидела за столиком у окна и смотрела на реку. Она была единственной женщиной, проживающей сейчас в гостинице. Ребекка пообедала кусочком лосятины с грибами и картофельным пюре и сейчас пила красное вино из бокала, не замечая взглядов, которые бросала в ее сторону молодежь.

Сегодня юные гости появились здесь первыми. А по субботам они приходят уже часа в три, чтобы пообедать, выпить пива и скоротать оставшиеся несколько часов до вечера, когда по телевизору начнется что-нибудь интересное. Как обычно, Мальте Алаярви болтал с Мимми. Он любит это делать. А позже подтянется и остальная банда, чтобы пить и смотреть спортивные программы. Из взрослых мужчин к Мике ходят в основном холостяки. Хотя иногда появляются и пары. Женщины из «Магдалины» тоже заглядывают сюда. Частенько и персонал туристической базы в Юккас-ярви переправляется на лодках через реку, чтобы перекусить здесь и почесать языком.

— И что сегодня на обед? — спросил Мальте, тыча пальцем в меню. — Гно…

— Гноччи, — ответила Мимми. — Это такие маленькие клецки. Гноччи с томатной пастой и сыром моцарелла. К ним ты можешь взять жареное мясо или цыпленка.

Она встала рядом с Мальте и демонстративно достала из кармана передника блокнот для записи заказов. «Как будто ей это нужно, — подумал Мике. — Она может принять заказы у двенадцати человек без всяких записей. Совершенно невероятно!»

Он посмотрел на Мимми. Сравнение с Ребеккой Мартинссон было в пользу его напарницы. Ее мама Лиза тоже была прыщавой в юности, об этом вспоминали старики. Но она красива до сих пор, несмотря на то что пренебрегает косметикой, ужасно одевается и сама стрижет себе волосы. Ночью, отцовскими ножницами, как рассказывала Мимми.

В отличие от Лизы, которая борется со своей красотой всеми доступными ей средствами, Мимми о своей заботится. Передник плотно облегает ее бедра. На голове аккуратно подвязанная бандана, из-под которой вьются крашенные в полоску волосы. Грудь обтягивает черная блузка с глубоким декольте, в котором видна кружевная отделка бюстгальтера, красная, черная или фиолетовая, когда Мимми наклоняется протереть стол. Из-под низкой талии джинсов видна татуировка в виде ящерицы в самом низу спины справа.

Мике помнит, как они познакомились. Однажды Мимми заглянула в кафе со своей мамой и предложила поработать у него один вечер. Посетителей ожидалось много, и Мике искал помощника. Собственно, вся эта идея с кафе изначально принадлежала его брату, который быстро к ней охладел, предоставив Мике возможность выкручиваться самому. Мимми должна была готовить закуски и накрывать столы. Слух о ней в тот же вечер разнесся по всему поселку. Завсегдатаи кафе стояли здесь, посреди зала, и обзванивали своих приятелей. Парни со всего поселка шли сюда, чтобы только взглянуть на нее.

И Мимми осталась. Ненадолго, как сказала она Мике. Когда же он попросил ее определиться точнее, потому что ему тоже надо было строить планы на будущее, она небрежно махнула рукой:

— В таком случае можешь на меня не рассчитывать.

Позже, когда они лежали рядом в постели, он опять задал ей тот же вопрос: как долго она у него еще пробудет?

— Пока не подвернется лучший вариант, — ответила Мимми, улыбаясь.

Мике ей не пара, это Мимми сразу дала ему понять. У него и у самого были подруги помимо нее, время от времени он жил то с одной, то с другой. Он понимал, что означают эти ее слова: «Ты замечательный парень, но… Не связывай меня. Я не люблю тебя, просто сейчас ты мне подходишь».

С ее появлением все в кафе изменилось. Начиная с того, что Мике избавился от брата, который не помогал ему ни в работе, ни деньгами, а только пил за его счет с приятелями — никчемными типами, среди которых был королем, пока платил.

— Выбирай, — сказала Мимми его брату. — Или мы уходим и ты выкручиваешься сам, или всем занимается Мике, а ты оставляешь его в покое.

И брат все подписал. Он сидел напротив с красными глазами и в несвежей рубашке, распространявшей запах пота. Голос у него был хриплый, как у алкоголика.