Гонщик слегка кивнул головой. Человек на фото удивительным образом напоминал кого-то знакомого. Но кого? Вадим внимательней присмотрелся. Нечто общее с Норманом заметил он в чертах индейца в костюме вождя. Но нет, скорее всего, это не Норман. Овал лица совсем другой. Ну, конечно, это брат индейца. Старший брат.

– Я думаю, это местный карнавал. Человек надел все это облачение для того, чтобы сделать снимок на память. Знаете, боливийцы любят делать фото в карнавальных костюмах, при этом сохраняя серьезное выражение лица.

– А почему вы решили, что этот парень боливиец?

«Действительно, почему?» – подумал Вадим. Сложно сказать, что именно говорило о национальной принадлежности фотогероя, но гонщик без тени сомнения в голосе сообщил комиссару:

– Не знаю откуда, но я уверен, что этот человек из Боливии.

– Я тоже уверен, – улыбнулся Себастьян, – и вот почему.

Он расправил фотографию на столе и положил на нее ладони таким образом, чтобы прикрыть пальцами головной убор вождя и золотые кружева на царском облачении.

– Ничего себе, – вырвалось у Вадима.

На него с черно-белой фотографии внимательным взглядом смотрел Норман.

– Это Норман! – сообщил Вадим очевидную новость. С такой интонацией, вероятно, марсовый на каравелле Колумба крикнул своим спутникам: «Земля!»

– Но почему он в этой одежде?

– А что? – переспросил комиссар.

– Да ничего. Только Норман не любит все то, что связано с Империей Инков. И он никогда не стал бы надевать такой карнавальный костюм.

– Правда? – неподдельно удивился комиссар. – Ну, к делу это не имеет отношения. Тем более, что это не Норман.

– А кто же?

– Взгляните, Вадим, на дату.

Вадим перевернул карточку и едва заметил маленькую надпись на обороте. Дата. Год, число, месяц, ничего больше. Судя по надписи, фотоснимку было пятьдесят пять лет. Человек в костюме Великого Инки вполне мог быть отцом Нормана, но Вадим знал старого Мигеля Паниагуа, и конечно же на карточке был совсем другой человек. В то же время Вадим не мог не признать, что этот человек действительно был очень похож на его боливийского друга. Как говорится, просто одно лицо.

– Где вы нашли это фото? – спросил Вадим, передавая карточку комиссару. Тот пожал плечами:

– Среди прочих вещей. В его ателье было много разных интересных фотографий.

– Много интересных, – буркнул украинец. – Но, тем не менее, вас заинтересовала именно эта.

– Ну, в общем, да, – согласился комиссар и, взглянув на Вадима исподлобья, предложил: – А знаете что? Посмотрите на этот снимок с другой стороны.

Вадим выхватил фотографию из рук Себастьяна и нарочито, для комичности эффекта, повернул ее тыльной стороной и поднес к самым глазам, которые постарался выпучить как можно сильнее.

– Слушайте, не валяйте дурака! – раздраженно заметил Эспиноза.

– Я в точности выполняю вашу просьбу, сеньор комиссар.

– Да бросьте… Скажите-ка мне, может быть, хоть что-нибудь на фотографии покажется вам знакомым? Не обязательно в связи с Норманом, его семьей. Забудьте свой латиноамериканский опыт и постарайтесь взглянуть на картинку эдак легко… Беззаботно.

– То есть open-minded, как говорят ваши друзья американцы?

– Norteamericanos! – жестко поправил его Эспиноза, сделав неопределенный жест ладонью, словно отмахивал надоедливых мошек. – Североамериканцы. Да вы глядите, глядите.

И пухлая ладонь комиссара нетерпеливо показала Вадиму, что фотографию необходимо перевернуть.

Вадим еще раз посмотрел на человека в старинном облачении инкского императора. Индеец очень строго и серьезно вперился в точку перед собой. Видно, тот, кто делал этот снимок, попросил его не двигаться несколько секунд. На лице фотогероя Вадим заметил то, чего не было у Нормана, а именно тонкие морщины, лежавшие мелкой сетью на его щеках. Сразу стало ясно, что жизнь человека в карнавальном костюме была нелегкой и, возможно, невеселой. Но разве в этом было что-то необычное, из ряда вон выходящее? И взгляд Вадима продолжил свое быстрое путешествие по черно-белому портрету. Плотный декор украшений закрывал шею. Что там дальше? Тяжелая накидка, дорого и некрасиво расшитая золотой ниткой. Или серебряной. Так сразу, по картинке, не определишь. Все очень дорого, но, в целом, ничего интересного.

Булава была атрибутом верховной власти при гетмане Богдане Хмельницком. Для украинского казачества это оружие являлось также символом достоинства и свободы. В Тавантинсуйу верховный правитель также появлялся перед своим народом с булавой, или маканой, в руках. Она была сделана из золота

Постойте-ка! А этот предмет в руках вождя? К чему он здесь?

Огромная булава с тяжелым шаром на конце. Символическое оружие украинцев. Обычно булаву вручали гетманам, после того, как войско передавало им верховную власть над берегами Днепра. «Кажется, с такой вот булавой старинные миниатюры изображали Богдана Хмельницкого», – смутно припоминал Вадим. Да, абсолютно точно. Карнавальный индеец держал в руках гетманскую булаву. Но почему здесь, в Латинской Америке? Это было, по меньшей мере, странно. Усталый старик Хмельницкий, в высокой дорогой шапке с павлиньими перьями, под которой всегда была оловянная миска, ибо гетман вполне справедливо боялся, что его сподвижники могут ударить его чем-нибудь тяжелым по голове и отобрать власть вместе с булавой. И человек, изображавший Великого Императора Тавантинсуйу. Они же были персонажами разных историй. Героями разных сказок для взрослых, без ясного начала и убедительного конца. И пусть драматургией прошлого занимаются историки, эти современные сказочники с учеными степенями. Что между вождями общего, кроме перьев на шапках? Пожалуй, только булава.

– Ну, что, заметили что-нибудь?

– Откуда у него булава?

Себастьян покрутил в руках фотографию и сказал:

– Это не булава, это макана. Главное оружие воинов кечуа.

– Странно. Эта макана очень напоминает наш национальный символ, – заметил Вадим.

Комиссар пропустил ремарку Вадима мимо ушей и продолжал рассказывать:

– У каждого воина была макана. Даже проштрафившиеся солдаты, которых в знак наказания лишали чести носить с собой оружие, имели право оставить при себе такую вот макану, только с каменным наконечником. А у командиров тяжелая верхушка была сделана из серебра или золота. Булава Великого Инки, скорее всего, была символом власти и передавалась от одного императора другому правителю.

– В точности, как у нас, – улыбнулся украинец.