– Итак, – налегал Писарро, – все золото, которое мы получим, должно уместиться в этой комнате, заполнив ее от пола и до самого верха на высоту вытянутой руки. Моей. Так?

– Так, – подтвердил вождь.

– Но, – поднял палец конкистадор, – изделия из золота бывают разные, и разной формы. Значит, все, что мы получим, нужно переплавить в слитки, и уже потом закладывать ими эту комнату, как кирпичами. Согласен?

– Согласен, – император сохранял невозмутимое выражение лица, чем вызывал легкое раздражение у Альмагро.

– А теперь о серебре, – продолжал командор. – Я хочу видеть три комнаты, заполненные серебряными слитками. Три! Я достаточно ясно выражаюсь?

Великий Инка снова кивнул головой:

– Я готов повторить.

– Хорошо, повторяй, – нервно бросил Диего.

Инка набрал полные легкие воздуха, медленно выдохнул и сказал:

– За свою свободу я предлагаю вам столько золотых слитков, сколько хватит заполнить эту комнату на высоту руки…

– …командора Писарро! – вставил де Альмагро важное уточнение.

– Командора Писарро, – продолжал Великий Инка, – и три таких же комнаты, наполненных слитками серебра.

Конкистадоры кивали в такт словам Инки.

– Но… – повысил голос Инка, – как только вы получите все это, я отправлюсь к себе в Куско. Договорились?

В комнате повисла тяжелая пауза. Конкистадоры не хотели отпускать пленника. Но блеск драгоценных металлов ослеплял испанцев.

– Мы вас оставим ненадолго, – сказал Писарро и вытолкнул верного де Альмагро на свежий воздух.

Они вполголоса говорили между собой, время от времени покрикивая на солдата, охранявшего пленника. Впрочем, сейчас Инка становился уже не пленником, а заложником, за которого похитители просят выкуп.

– Договорились! – с порога выдохнул Писарро, когда оба конкистадора снова вошли в складское помещение.

Инка улыбался. Иначе и быть не могло. Слишком ярко блестели глаза людей Солнца. Так же ярко, как блестят на солнце их тяжелые шлемы.

Перед взором Атауальпы пронеслось видение битвы, случившейся в самом центре Кахамарки. Проиграв ее, Атауальпа впервые понял, что иногда надменность приводит к глупости, а уж та никогда не является спутницей победы. Правду говоря, это было самое настоящее побоище. Атауальпа вспомнил, как он появился на треугольной площади, окруженной каменными строениями с множеством входов и выходов. Его многочисленная охрана, его верные гвардейцы, покорные воле повелителя и заносчивые с простолюдинами, заполнили всю площадь. Они упирались друг в друга локтями и потеснились еще больше, когда носильщики, сгибаясь под тяжестью золотых носилок императора, оказались в центре треугольника. Император помнил, как навстречу ему вышел человек в черном облачении – вскоре Инка узнал, что означает слово «монах», – и как передал в руки Великого Императора нечто, содержавшее великое и священное знание. Атауальпа не мог поверить, что эти люди вот так, абсолютно открыто, могут раздавать знание, всегда считавшееся секретным в его империи. Он бросил символ знания на землю. И этот оскорбительный жест люди Солнца не могли оставить ненаказанным. Из черных дверей каменного треугольника посыпались воины в блестящих шлемах. Их оружие выплевывало огонь и металл, пробивая его воинов насквозь целыми шеренгами. И они, не знавшие ни страха, ни упрека на полях сражений в северном царстве Кито, здесь, в Кахамарке, в самом сердце большой империи, стали отступать и прижиматься к императорским носилкам, надеясь, что их золотой блеск, а также слава Великого Инки, заставит трепетать людей в сверкающих шлемах. Но им было все равно. И каменный треугольник Кахамарки превратился в замкнутый круг для Инки. Черные зевы домов изрыгали огненные шары. Люди, закованные в металл, управляли странными высокими животными, чьи ноги были крепче камня, – и это наверняка чувствовали те, по чьим телам топтались «лошади», так зовут этих невиданных зверей. Но спросить, каково это, умирать и проигрывать на своей земле, уже не у кого. Вся его охрана, а это тысячи воинов, вымостила своей плотью и залила своей кровью треугольник главной площади в этом городе, быстро и навсегда ставшим чужим. Люди и лошади топтались по чужим телам. А пришельцы вышли из боя целыми и невредимыми, если только не считать единственную рану, полученную Франсиско Писарро. Да и то, ранил испанца нож его солдата, когда бородатый командор пытался защитить Великого Инку от своих же собственных товарищей. Солдат привлекал блеск золотых носилок, а командор мыслил более широкими категориями. Великий Инка нужен был живым. Атауальпа не знал, о чем говорил с конкистадорами их вождь, но он прекрасно понимал это.

– Нам придется делиться со всеми, кто участвовал в битве при Кахамарке, – сказал Писарро на пути в резиденцию. – Диего, я прошу тебя составить список всех тех, кто отправился с нами в экспедицию.

– Еще посмотрим, сможет ли дикарь собрать столько золота, – проворчал де Альмагро, но, столкнувшись с сердитым взглядом командора, продолжал отвечать так, как подобает подчиненному: – Слушаюсь, мой сеньор, я подготовлю документ к завтрашнему дню.

Пока Окльо, прячась с Чинчей в храме-тайнике, открывала архитектору свои тайны, пешие караваны из разных частей Тавантинсуйу потянулись к Кахамарке. Неказистые, но выносливые, воины кечуа несли в ставку людей Солнца золото.

Гонка подбиралась к Андам. Горы встали синеватой стеной между землей и небом, и если присмотреться, то в ясную безоблачную погоду можно было рассмотреть белые снежные шапки на их вершинах. Порывы западного ветра уже доносили в прохладу и безразличие вечности, и гонщики стали меньше шутить друг с другом. Как будто, взглянув на горы, каждый почувствовал, что бросает вызов чему-то величественному и равнодушному, что всегда выше поражений и побед.

Алеш Дубчек, однофамилец лидера Чехословакии, проигравшего Советской армии «Пражскую весну», был не менее известен у себя на родине, в Чехии, чем любой президент. Президенты выигрывали выборы, чтобы потом их проиграть, а Дубчек с завидным постоянством побеждал в супергонке. Когда объективы камер, размещенные на вертолетах, ловили в облаках пыли и песка колеса его «татры», становилось ясно: именно этот человек делал чешские грузовики знаменитыми.

На гонке назревала сенсация. Дубчек ехал настолько быстро, что оказался в первой десятке гонщиков, причем в абсолютном зачете, что пилотам грузовиков редко удавалось. Алеша даже вызывал судейский комитет, а его машину в очередной раз обследовали спортивные маршалы в поисках технических особенностей и уловок, не соответствующих регламенту. Но все это было напрасно. Никаких нарушений технические комиссары не находили и только разводили руками. Машина оставалась всего лишь машиной. Уникальной делал ее человек.

Вадим был очень недоволен появлением Дубчека среди тех, кто стартует первым.