— Этот Пол когда-нибудь приезжал во Францию, чтобы повидатьтебя? — осторожно осведомился он.

— Ну, это ему даже в голову бы не пришло! Видишь ли, я былатогда совсем другой, и он запомнил меня неуклюжей, озорной, некрасивойдевчонкой, которая… Почему ты так улыбаешься, Ники?

— Потому, что я вне себя от восторга, — расхохотался он. — Исчастлив узнать, что после стольких месяцев терзающих мозг раздумий о том, ктомой соперник, он оказался всего-навсего каким-то идиотом-англичанином, котороготы не видела четыре года и у которого не хватило здравого смысла понять, какойпрекрасной женщиной ты станешь! Поезжай домой, cherie, — посоветовал он, ставябокал на камин и притягивая ее к себе. — Очень скоро ты обнаружишь, что всердечных делах воспоминания куда счастливее реальности. Ну а потом, черездва-три месяца, я приеду и скажу все, что давно хотел сказать.

Уитни знала, что Ники собирается сделать ей предложение, ипонимала, что сегодня спорить на эту тему не имеет смысла. Ее воспоминания неокажутся лучше реальности — уж очень они печальные. Но стоит ли объяснять Ники,как ужасно она вела себя тогда и почему Пол даже вообразить не смог бы, чтокогда-нибудь из нее получится сносная молодая дама. Кроме того, Ники и слушатьне станет; он уже наклонил голову, чтобы завладеть ее губами в долгоммучительно-сладостном поцелуе.

Англия, 1820 год

В сгущающихся сумерках великолепного сентябрьского дня Уитнивглядывалась в проплывающий за окном до боли знакомый пейзаж. До домаоставалось всего несколько миль.

Дядя Эдвард настоял на том, чтобы леди Энн и Уитнипутешествовали со всеми возможными удобствами, и потому, кроме двух экипажей, вкоторых ехали дамы и их горничные, их сопровождали еще два, тяжело нагруженныесундуками и чемоданами. Кроме четырех кучеров и четырех форейторов, ихсопровождал эскорт из шести всадников — трое скакали впереди и трое сзади. Всевместе составляло достаточно живописный караван, и Уитни желала лишь одного —чтобы Пол видел, какая роскошь ее окружает.

Экипаж качнуло, когда они свернули на подъездную аллею,ведущую к дому. Уитни трясущимися руками натянула сиреневые перчатки, чтобывыглядеть самим совершенством при встрече с отцом.

— Нервничаешь? — улыбнулась Энн, наблюдая за племянницей.

— Да. Как я выгляжу?

Леди Энн окинула девушку оценивающим взглядом: тяжелый узелволос, скрепленный заколкой тонкой филигранной работы, сияющее личико, модныйсиреневый дорожный костюм.

— Превосходно.

Она тоже надела перчатки, поскольку волновалась не меньшеУитни. На тот случай, если Мартин Стоун начнет возражать против ее приезда,Эдвард решил, что самым лучшим для Энн будет явиться неожиданно, не оставивМартину иного выбора, кроме как сделать хорошую мину при плохой игре. Тогда Эннсразу же согласилась с мужем, но по мере приближения встречи с Мартином сердцеее замирало при мысли, что она может оказаться нежеланной гостьей.

Экипажи остановились перед широкими ступеньками крыльца.Лакей отворил дверцу и опустил подножки кареты. Женщины молча наблюдали, какМартин медленно идет им навстречу. Уитни подобрала юбки, готовясь спуститься,и, улыбнувшись, взглянула на тетю. Та, все еще сидя в экипаже, с волнениемнаблюдала, как Мартин приблизился к элегантной красавице, ослепительноулыбавшейся ему.

— Дитя мое, ты стала еще выше! — сухо и как-то смущеннообратился он к дочери, которую не видел более четырех лет.

— Либо ты прав, папа, — торжественно парировала Уитни, —либо ты просто врос в землю!

Сдавленный смех леди Энн выдал ее присутствие, и онанерешительно вышла из кареты, чтобы приветствовать хозяина. Она не ожидалаособенно сердечного приема — Мартин никогда не отличался гостеприимством, — ноне предполагала, что он уставится на нее, словно на привидение, а на его лицесменяли друг друга самые различные выражения, от потрясения до тревоги и,наконец, раздражения.

— С вашей стороны очень мило проводить Уитни домой, —наконец выдавил он. — Когда вы собираетесь уезжать?

— Тетя Энн решила остаться со мной на два-три месяца, пока яне привыкну к дому, — вмешалась Уитни. — Она сама доброта, не правда ли?

— Да, конечно, — согласился Мартин, едва сдерживая гнев. —Почему бы вам обеим не отдохнуть перед ужином, или проследить за раскладкойвещей, или… мне необходимо написать письмо. Увидимся позднее.

И он устремился к дому. Уитни испытывала стыд из-за приема,оказанного отцом тетке, и в то же время ощущала ностальгическую радость примысли о том, что наконец вернулась домой. Поднимаясь по ступенькам, онаоглядывала старый дом с его стенами, облицованными золотистыми от старостидубовыми панелями, увешанными английскими пейзажами и портретами предков. Еелюбимая картина, изображавшая живописную сцену охоты на фоне холодногоутреннего тумана, по-прежнему красовалась на почетном месте, между парой подсвечниковв стиле чиппендейл. Казалось, все было тем же самым и тем не менее совершенноиным. Слуг суетилось по Крайней мере втрое больше, чем раньше, и весь дом сиялуютом и чистотой. Каждый дюйм паркетного пола, каждый клочок панелипереливались лаком. Подсвечники, украшавшие холл, блестели, а ковры сверкалиновизной.

Остановившись на пороге старой спальни, Уитни почувствовала,как перехватывает дыхание. В ее отсутствие комната была полностью обставленазаново. Улыбаясь от удовольствия, девушка оглядывала балдахин и покрывала изатласа цвета слоновой кости с золотым и светло-оранжевым узором.

— Кларисса, ну не чудесно ли! — окликнула она горничную. Нополная седовласая женщина была слишком занята, давая указания лакеям, вносившимсундуки. Уитни была настолько возбуждена, что и не думала отдыхать, и потомустала помогать Клариссе и еще одной горничной распаковывать вещи.

К ужину она уже успела принять ванну и переодеться.Горничные развесили платья. Уитни отправилась в комнату тетки. Большие покоидля гостей, которых перемены не коснулись, выглядели убого по сравнению состальными комнатами. Уитни начала извиняться перед тетей за грубый прием отца,но тетя Энн с понимающей улыбкой остановила ее.

— Это не важно, дорогая, — покачала она головой и, взяв подруку Уитни, направилась вниз.

Отец уже поджидал в столовой, и Уитни рассеянно отметила,что на стульях новая обивка из розового бархата в тон гардинам, подхваченнымтяжелыми золотыми шнурами. Два лакея в безукоризненных ливреях вытянулись околобуфета, а еще один вкатил серебряную тележку, нагруженную блюдами под крышками.

— В доме, кажется, много новых слуг, — заметила Уитни отцу,пока тот вежливо усаживал леди Энн.