Конюшни находились немного подальше, в конце дорожки, резкосворачивающей налево, так, что из дома их не было видно за высокими кустамисамшита. С обеих сторон здания располагалось по десять стойл. Широкая, далековыступающая за стены крыша давала летом тень и защиту от непогоды всемобитателям конюшни. На полпути Уитни остановилась, с радостью оглядываяпрекрасный, давно знакомый ландшафт.

Вдалеке свежевыкрашенный забор образовывал почти правильныйовал, отмечая контуры бегового трека, где ее дед определял резвость лошадей,прежде чем решить, стоит ли их записывать на скачки. Позади трека виднелисьзеленые холмы, усеянные дубами и платанами, сначала почти пологие, невысокие,но постепенно становившиеся все круче, которые заканчивались густо поросшей лесомвозвышенностью, служившей границей поместья.

Подойдя поближе, Уитни с удивлением обнаружила, что почтивсе стойла заняты. К каждой дверце была привинчена медная табличка. Уитниостановилась у последнего, углового стойла и прочла кличку, выгравированную натабличке.

— Ты, должно быть, Мимолетное Увлечение, — сказала онапрекрасной гнедой кобылке, гладя ее по атласной шее. — Какая милая кличка!

— Вижу, по-прежнему любите беседовать с лошадьми, — фыркнулкто-то за спиной.

Уитни поспешно обернулась, широко улыбаясь высокому худому,как палка, Томасу, старшему конюху отца. В детстве Томас был поверенным ее тайни сочувствующим свидетелем всех выходок, проделок, взрывов негодования инесчастий.

— Поразительно, до чего много у отца лошадей! — заметила онапосле того, как они обменялись приветствиями. — Интересно, зачем ему столько?

— В основном чтобы объезжать. Однако не стойте здесь, я хочукое-что показать вам.

Знакомые запахи масла и кожи встретили Уитни, когда онавошла в прохладную конюшню, моргая, чтобы привыкнуть к полумраку после яркогосолнечного света. В конце коридора двое конюхов пытались усмирить великолепноговороного жеребца, привязанного к столбу, пока третий прилаживал ему подковы.Однако жеребец недовольно тряс головой, фыркал и пятился, насколько позволяладлина веревок.

— Опасный Перекресток, — гордо провозгласил Томас. — Имечкокак раз для него!

— Он уже объезжен? — осведомилась Уитни, с восторгомпредставляя себя сидящей на спине этого прекрасного создания.

— Отчасти, — хмыкнул Томас. — Но, как правило, он пытаетсяукротить наездника. Самое капризное животное в мире. Сейчас он вроде бы готовсдаться и покориться хозяину, а в следующую минуту может размазать тебя позабору. Стоит чем-то вывести его из себя, и он бросается на врага, словноразъяренный бык.

Томас поднял хлыст, чтобы показать на другое стойло, ииспуганная лошадь утроила усилия освободиться.

— Тпру! Полегче, полегче, — уговаривал один из конюхов. —Мастер Томас, не могли бы вы спрятать хлыст за спину?

Поспешно выполнив просьбу, Томас С извиняющейся улыбкойобъяснил Уитни:

— Не выносит одного вида хлыста. На прошлой неделе Джорджпопытался отогнать его от забора и едва не отправился к Создателю. Но Бог сним, с этим жеребцом. Я хочу показать вам что-то.

И Томас повел Уитни к другому выходу из конюшни, где ещеодин конюх вел, а вернее, почтительно сопровождал чудесного гнедого жеребца сбелоснежными «чулочками» на ногах.

— Хан? — шепнула Уитни, и, прежде чем Томас успел ответить,гнедой потыкался носом в бедро девушки, явно разыскивая карман, где онакогда-то держала лакомства, которыми угощала четыре года назад совсем ещемаленького жеребенка.

— Как он теперь? Когда я уезжала, Хан был слишком мал дляседла.

— Почему бы вам самой не проверить? Другого ободрения Уитнине понадобилось. Придерживая зубами хлыст, она потуже перевязала бирюзовуюленту, стягивающую волосы на Затылке. Опасный Перекресток мгновенно взвился надыбы, едва не сбив с ног конюха.

— Спрячьте кнут! — резко бросил Томас, и Уитни поспешноподчинилась.

Хан нетерпеливо пританцовывал, пока его вели из стойла.Уитни поставила ногу на скрещенные руки Томаса, грациозно скользнула в седло и,направляя коня к воротам, предупредила:

— Я давно не каталась верхом. Если Хан вернется один, ищитеменя на полпути между поместьем и домом отца леди Эмили.

Когда Хан подрысил к входной двери дома Эмили, занавеска нашироком окне с эркером чуть дрогнула, и мгновение спустя на крыльцо вылетеласама леди Арчибалд.

— Уитни! — радостно вскричала она, бросаясь подруге на шею икрепко обнимая. — О Уитни, дай мне поглядеть на тебя! — Эмили, смеясь,отстранилась, все еще сжимая руки Уитни в своих. — Ты настоящая красавица!

— Это ты изумительно выглядишь, — запротестовала Уитни.

— И не потому, что я такая уж красавица, а потому чтосчастлива.

Девушки рука об руку направились в гостиную. Стройныйсветловолосый мужчина лет около тридцати встал при их появлении.Зеленовато-карие глаза приветливо улыбались. Эмили вне себя от восторгапоспешно пробормотала:

— Уитни, могу я представить своего мужа…

— Майкла Арчибалда, — закончил тот за жену, прежде чем онауспела произнести его титул, который, вероятно, мог бы смутить Уитни и статьпреградой старой дружбе. Этот простой, неподдельно искренний и приветливый жестне остался незамеченным как Уитни, так и сияющей Эмили.

Через несколько минут он извинился и оставил подругпобеседовать вдвоем, занятие, которому они со страстью предавались последующиедва часа.

— Пол был здесь утром, — сообщила Эмили, когда Уитнинеохотно встала, чтобы уйти. — Приехал поговорить с моим отцом о чем-то.

Смущенная улыбка мелькнула на губах Эмили.

— Я… то есть… подумала, что не повредит… если я… как бымежду делом… повторю рассказ месье Дю Вилля о том, каким успехом тыпользовалась во Франции. Хотя, — добавила она, неожиданно перестав улыбаться, —не уверена, что месье Дю Билль оказал тебе услугу, упомянув об этом вприсутствии Маргарет Мерритон. Он, можно сказать, вонзил ей нож в самое сердце,поведав о твоих победах, и теперь она ненавидит тебя еще больше, чем раньше.

— Почему? — удивилась Уитни, выходя вместе с подругой вхолл.

— А почему она всегда терпеть тебя не могла? Наверное,потому, что ты богаче всех нас. Хотя теперь, когда она так занята нашим новымсоседом, может быть, соизволит хотя бы ненадолго быть с тобой любезной. — Изаметив недоуменный взгляд Уитни, пояснила:

— Мистер Уэстленд — наш новый сосед. Судя по тому, чтоговорила мне вчера Элизабет, Маргарет считает его своей исключительнойсобственностью.