Свободные очки кончились, и рыцарь почувствовал себя намного увереннее. Вот, полосочка стала даже на вид плотнее и ярче. «Теперь пусть выскакивают враги, со всеми, с Божьей помощью, справлюсь, — подумал он. — Вот, только бы меч освободить… Или хотя бы руку».

— Ну… Малыш. Повторяй за мной. Отче наш …

— Отце нас…

— Иже еси…

— Изе еси…

…

— Аминь.

— Амиминь.

Что-то вдалеке грохнуло, небо осветилось яркой вспышкой, на мгновение наступил день. Полбу от неожиданности зажмурился, а когда открыл глаза, ярко-фиолетовая надпись над колобком превратилась в бледно-оранжевую.

«Что бы это значило?» — подумал рыцарь. Протянул руку и погладил головастика. Тот довольно мяукнул.

— Ми-ми-ми? — спросил он. — Ми-ми?

— Не понимаю, — пожал плечами барон. — Наверное, придется еще раз по лбу от графа получить…

— Да че тут понимать-то, — внезапно раздался сзади незнакомый полупьяный голос. — Он спрашивает, ты его мамка или папка?

Рыцарь резко развернулся, выставив перед собой меч. И сам не понял, как именно удалось высвободить, все произошло в мгновение ока.

— Эй-эй… — толстенький, невысокий человечек лет сорока-сорока пяти отпрянул, икнул и поднял руки ладошками вверх. — Я хороший…

Барон присмотрелся. В предутреннем зареве четко читалась белая надпись. Игрок. Слава тебе, Господи, а то уже думал очередное чудище…

— Ты кто?

И тут Константин понял, что разговаривают они на франкском… Да и голос похож… Тот сквернослов? Который орал слова, которые Полбу старался и не думать даже.

— Я-то… Игрок я, такой же, как и ты… Только вот, не боевой. Корзинщик я. Всю жизнь дома корзинки плел и тут этим занимаюсь… Занимался. А зовут меня ПендАль. Корзинщик ПендАль, сын корзинщика ПажопьЕ… Все мы — ПажопьЕ — корзинщики. С давних пор. И дед мой корзинщиком был, и прадед… И корзинки у нас загляденье — прочные, добротные! Те, что эти халтурщики, ВинчИки, плетут — даже рядом не валялись! Тут ведь главное что? Не только правильный прут найти! Эээ! Нееет! Тут ведь важна каждая мелочь. Вот, когда…

— Эй, тише, тише, хватит! — Константин даже немного отступил от толстячка. Словесный поток превратился в поток рекламный, а после в инструкционный. И теперь грозил смыть барона и унести в дальние дали детального знания секретной технологии изготовления корзинок.

— Я ведь чего… Я ничего. Я, вообще, просто хотел спасибо сказать. А то сижу тут уже месяц с этой стервой… Сил нету терпеть. Пока ее не привели, еще ничего было, ну побоишься полчасика в сутки, остальное время — свободен, делай, что хошь… А как она появилась — все! И то не так, и это не эдак… И Лихомана этого даже перевоспитывать пыталась, представляешь? Ну, княжна, ну и что? А я вот — корзинщик! И еще не понятно, от кого из нас больше пользы! Я все ждал, когда она в умертвие начнет превращаться, а она все никак. Вроде и новолуние прошло уже, пора бы…

— В умертвие? Ты что? Колдун???

— Я то? Нет, как можно! Чур-чур меня… Корзинщик я. И дед мой, и пра…

— Молись!

— Эээ??? Чего?

— Молись, говорю! «Отче Наш» читай! Быстро!

— За…зачем… А, понял, понял… Не надо, не надо, убери меч… Убери… те… Сейчас… — Толстячок перекрестился сначала по-католически, потом по-православному, и начал. — Отче наш, иже еси…

В общем, предварительную проверку Пендаль Пожопье прошел. Рыцарь немного успокоился, но все равно посматривал на человечка настороженно.

— Хорошо. Аминь. Откуда здесь взялся-то? Раз франк? Да и как так «небоевой игрок»? А мир? Жеребьевка, турнир, спасение мира…

— Ой, долгая это история… Кстати, а к тебе…

Пендаль вдруг обратил внимание на насупленное лицо крестоносца. Барон уже понял, перед ним человек простой — не рыцарь, и даже не бастард. А, следовательно, следует объяснить субординацию путем… Угу, по лбу разок врезать, и все, корзинщик поймет. Полбу напрягся.

— … вам. Не нужно хмуриться, не нужно… как к вам обращаться? — опять засуетился Пожопье. — Ты… вы… воин? Или клерик? А то я никак понять не могу. Хотя, ваша милость — человек благородный, сразу понятно, даже без доспехов, но насмотрелся я на благородных, завсегда понимаю, если благородный, но когда…

— Тихо! — корзинщик заткнулся, будто выключили, а Константин приосанился. — Имя мое славно в веках, и несу я его с гордостью и честью! Узнай, что зовут меня сэр Константин Полбу, рыцарь Серебряной Шпоры, барон Шардо и Бельд. Но ты недостоин трепать мое имя своим простонародным языком и обращаться ко мне должен — «господин барон» или «сэр рыцарь»! Или «ваша милость».

«Хм, — подумал Полбу. — А на франкском название ордена Серебряной Шпоры звучит не так глупо, как на русском».

— Конечно, господин барон, конечно… — корзинщик поклонился. — Благодарю за науку, сэр рыцарь…

— То-то! — ух, как давно уже не приходилось разговаривать с нормальными людьми… Сплошь в этих еретических землях то неправильные пейзане, то благородные, но странные дворяне… А то еще и неписи непонятные, прости, Господи. С самого начала он допускал панибратское отношение пейзан в следствие шока и растерянности. Да и требовать от сиволапых селян знания этикета не стоило, пусть их. После, выяснилось, что окружают его люди сплошь благородные. И вот, сейчас, наконец-то…

— Ты говорил, тут княжна? И где прочие… колобки? И ты тут откуда? И, вообще, почему дело к рассвету, ведь ночь только-только наступила? И умертвия эти — чьих рук дело, где колдун поганый? И…

Град вопросов, посыпавшийся на ошалевшего Пажопье, совсем смутил корзинщика. Перебивать сурового господина барона он не решался и честно старался запомнить все…

— Сэр рыцарь, сжальтесь! — толстячок молитвенно сложил пухленькие ручки. — Я все не запомнил, но по мере сил…

— Начинай, — милостиво разрешил Константин. Он вообще лояльно относился к неполноценности низших сословий, часто прощал и редко порол нерадивых слуг. Гораздо реже, чем соседи. Ограничивался щелбаном. Но в них-то поднаторел… Его стальных пальцев пуще пожара боялись полобно все обитатели Шардо и Бельд.

— Позвольте сказать, ваша милость, что живу я в этом мире уже более двенадцати лет… Многое приметил, кое-что понял, и даже чему-то научился. Когда я сюда попал, мне предложили стать воином, но я совершенно не воинственен, ни капельки не благороден, и, когда меня собираются бить, глаза сами закрываются, ноги дрожат, и руки трясутся… Не для боя я рожден, сэр рыцарь… — корзинщик горько вздохнул. — Но и здесь, в Жизни, требуются мастера. И вот, мне предложили стать… как это тут называется — крафтером. Чистым Крафтером. Без возможности получения даже базовых боевых навыков. Крафтер — это мастер по-здешнему. Крафт всяким может быть, но чем больше тренируешься в чем-то, тем явственнее проявляется специализация. Вот я — корзинщик. Навыки, еще с детства привитые, помогают, а их, как говорится — не пропьёшь. Мои корзины…