– И какого вывода вы ожидаете?

– Я не хочу предсказывать, не видя результатов анализов, но, скорее всего, это умелая подделка, сколь бы надежным ни объявлялось ее происхождение.

– В некотором смысле вы правы. Обычные тесты, несомненно, показали бы, что пластинка изготовлена недавно.

Ожье слегка растерялась и смутилась, словно ей сообщили что-то очень важное, рассчитывая обрадовать, и она послушно обрадовалась, не понимая, в чем дело.

– Сэр, а почему?

– Потому что она и в самом деле изготовлена недавно. Но тем не менее эта запись – настоящий, неподдельный Малер.

– Остается лишь поверить вам на слово.

– Скажите, вы скучаете по музыке?

– Сэр, я не могу скучать по тому, чего никогда не знала.

– Но вы ведь не знали и дождя. Настоящего, падающего с настоящего неба.

– Это другое, – проворчала она, уязвленная тем, как много Калискан знает про нее. – Сэр, а можно спросить, к чему все это? Что вы делаете здесь, так далеко от Бюро древностей? Зачем тянули меня на другой конец Заросли?

– Верити, осторожнее со словами.

– У меня есть право знать!

– У вас нет права знать. Ни малейшего. Однако, поскольку я сегодня щедр… Вы слыхали о Бюро чрезвычайных ситуаций?

– Да. И мне известно, что его не существует.

– Оно существует. Уж я-то знаю, поскольку я – его глава.

– Нет, сэр. Вы же глава Бюро древностей!

– И его тоже. Но мое отнюдь не карьерное назначение на пост начальника Бюро древностей – всего лишь дань необходимости. Два года назад в наши руки попало кое-что экстраординарное. Находка… – Тут он запнулся, затем поправился: – Две находки потрясающего стратегического значения. Эта пара может полностью изменить наши отношения с Полисами. Не исключено, что они изменят даже самое представление о реальности.

– Я не люблю прогров. В особенности после того, что произошло в Париже.

– Не лучше ли оставить прошлое за спиной?

– Сэр, вам хорошо говорить. Вас не тронул вирус «А-музыка». У вас не отняли способность воспринимать мелодию.

– Нет. Вирус «А-музыка» не тронул меня – как не трогал в среднем одного из тысячи. Но я потерял гораздо большее.

– Правда?

– Когда мы пытались вернуть Фобос, на финальной стадии операции я потерял брата. Он погиб в бою с програми. Если у кого и есть право ненавидеть их, так это у меня.

Верити не знала, что у Калискана был брат, и уж тем более не могла знать, что он погиб в последней войне.

– Сэр, вы ненавидите их?

– Нет. Я рассматриваю Полисы как средство, пригодное для использования в подходящих обстоятельствах.

Кажется, разговор принимает крайне интересный оборот. Заслуживающий усиленного внимания.

– А какая тут связь с Бюро древностей? – спросила она.

– Очень важная. Когда стала ясна природа второго открытия, мы поняли: с Бюро древностей надо работать вплотную. Простейшим решением было заменить Дефорреста собой и контролировать всю активность, связанную с Землей.

– Я всегда говорила, что ваше назначение – политическое.

– Но не в том смысле, какой вы подразумевали.

В его подсиненных стеклах отразился свет, и они засияли, будто окна в ясное небо.

– А сейчас я хотел бы расспросить вас о картах.

Она вздрогнула, осознав, что постоянно находилась под наблюдением. Конечно, стоило догадаться раньше.

– Так это вы их посылали? Бессмысленная проверка, как и пластинка Малера?

Отчего-то ее раздражение позабавило Калискана.

– Меня предупреждали, что вы такая.

– Какая?

– Высказывающая прямо то, что у вас на уме. По личному опыту я уже знаю, что вы мало уважаете власть. – Он усмехнулся и сказал уже не столь резко: – Меня также предупреждали, что вы очень наблюдательны. Так скажите же, что вы думаете о картах.

Ожье почувствовала, что от ее ответа зависит очень многое. Гораздо больше, чем кажется на первый взгляд. Разом пересохло в горле. И что стало с бойким языком?

– Я просмотрела лишь одну, и в ней есть кое-что, не очень совмещающееся со здравым смыслом.

– Что же?

– Судя по выходным данным, карту отпечатали за век до Нанокоста – но она в прекрасном состоянии. Как и эта пластинка Малера.

– Время изготовления карты не показалось вам странным, заслуживающим особого внимания?

– Странным – нет. Заслуживающим внимания? Разве что из-за принадлежности к периоду, интересующему меня. Хотя эта дата у самой его границы.

– Только из-за этого?

– Да. Я неплохо изучила Париж Века Забвения, до года две тысячи семьдесят седьмого. Тысяча девятьсот пятьдесят девятый для меня – эпоха смутная. Не то чтобы я совсем ничего о том периоде не знала, но просто куда хуже с ним знакома, чем с последними десятилетиями перед Нанокостом.

Калискан сдвинул пальцем очки на середину носа:

– Предположим, я захотел бы поговорить с признанным экспертом по тому периоду. Поскольку ваши академические связи довольно-таки обширны, не могли бы вы предложить подходящую кандидатуру?

Ожье поразмышляла несколько секунд.

– Уайт. Сьюзен Уайт. Уверена, вы знакомы с ее работами. Она написала прошлогодний отчет по раскопкам Евродиснейленда.

– Вы хорошо ее знаете?

– Не очень. Мы обменялись несколькими письмами, разговаривали на конференциях. Я рецензировала ее статьи, она, наверное, мои.

– Вы считаете ее соперницей?

– Мы конкурировали за финансирование. Но это не значит, что мы при встрече выцарапали бы друг другу глаза.

Чувствуя, что Калискан теряет интерес, Верити поспешно добавила:

– Конечно, если хотите, я могу свести вас с ней.

– Мы уже связывались с ней.

Ожье пожала плечами:

– И зачем тогда вам я?

– С Уайт проблемы. Потому мы и обратились к вам.

– Что за проблемы?

– Боюсь, я не могу рассказать. – Он хлопнул в ладоши, развел руками. – Но у нас возникла нужда в замене. И в нашем списке вы под вторым номером. Не обижайтесь, но Верити Ожье у нас всегда значилась как номер два. Правда, с отличнейшими рекомендациями.

Калискан посмотрел на стол, вынул из чернильницы массивное черное перо и принялся царапать им по очень качественной бумаге в раскрытой толстой тетради.

– И это все?

Он спросил, не отрываясь от письма:

– А на что еще вы рассчитывали?