Когда делегация прибыла в Антиохию, тамошние бароны, которые не питали сильной привязанности к Боэмунду и многие были армянского происхождения, с готовностью приняли Левона как правителя и позволили Боэмунду ввести в город армянских солдат и поселить их во дворце. Но горожане, равно греки и латиняне, пришли в ужас. Они полагали, что Левон намерен самолично распоряжаться в городе и что теперь над ними поставят армян. Как-то раз некий армянский солдат неуважительно отозвался о святом Иларии, французском епископе, которому была посвящена дворцовая часовня, келарь, присутствовавший при этом, стал бросать в него камни. Во дворце тут же начался мятеж и вскоре распространился по всему городу. Армян выгнали, и они благоразумно ушли вместе с Хетумом Сасунским назад в Баграс. После этого горожане собрались в соборе Святого Петра во главе с патриархом и учредили коммуну, взяв на себя управление городом. Чтобы узаконить свое положение, избранные ими представители поспешили присягнуть на верность старшему сыну Боэмунда Раймунду до возвращения самого Боэмунда. Раймунд принял их присягу и признал претензии. Между тем гонцы отправились к его брату Боэмунду Триполийскому и Генриху Шампанскому с просьбой прийти и спасти Антиохию от армян.

Этот эпизод показал, что, хотя бароны Антиохии были готовы зайти еще дальше своих иерусалимских кузенов в деле солидаризации с христианами Востока, именно торговые круги сопротивлялись такому слиянию. Однако нынешние обстоятельства отличались от тех, что сложились в королевстве несколькими годами ранее. И франки, и греки считали армян дикими горцами. Латинская церковь в лице патриарха благосклонно отнеслась к коммуне, однако едва ли она играла ведущую роль в ее возникновении. Патриарх Радульф II был человеком слабым и уже немолодым, и он лишь недавно сменил собою грозного Эмери Лиможского. Скорее всего, основными инициаторами были итальянские купцы, боявшиеся за свою торговлю при господстве армян. Сама идея коммуны легче пришла бы в голову итальянцам, нежели французам. Но кто бы ни был зачинщиком создания коммуны, вскоре первую скрипку в ней стали играть антиохийские греки.

Боэмунд Триполийский поспешил в Антиохию в ответ на зов брата, и Левон понял, что упустил свой шанс. Вместе с пленниками он вернулся к себе в столицу, в Сис. В начале следующей весны вмешаться решил Генрих Шампанский. К счастью, сарацины после смерти Саладина не имели возможности вести агрессивные действия, но столь опасной ситуации тем не менее нужно было положить конец. Когда Генрих двинулся на север, его встретило посольство от ассасинов. Горный Старец Синан недавно умер, и его преемник стремился поскорее возродить дружбу, существовавшую прежде между сектой и франками. Он прислал извинения за убийство Конрада Монферратского — Генрих легко простил ассасинам этот проступок — и пригласил Генриха посетить его замок в Аль-Каф. Там, на скалистом гребне в горах Ан-Нусайри, Генриху предложили всевозможные развлечения. Ему показали, как охотно сектанты жертвуют собой по приказу шейха, пока он не взмолился прекратить демонстрацию. Он уехал нагруженный драгоценными дарами и с дружеским обещанием ассасинов убить любого его врага, ему достаточно лишь назвать его имя.

Из Аль-Кафа Генрих двинулся вверх по побережью к Антиохии, где ненадолго задержался, а затем продолжил путь в Армению. Левон, не желая вступать в открытую войну, встретился с ним перед Сисом, готовый договориться. Они согласились на том, что Боэмунда выпустят без всякого выкупа, что Баграс и окружающая территория будут признаны армянскими и что оба правителя будут считаться равными по положению. Чтобы скрепить договор и, как надеялись, в конечном итоге объединить княжества, наследник Боэмунда Раймунд должен был жениться на племяннице Левона, на предполагаемой престолонаследнице Алисе, дочери Рубена III. Алиса, правда, была уже замужем за Хетумом Сасунским. Но эту помеху было легко преодолеть. Хетума постигла внезапная, но весьма своевременная смерть. Договор обещал мир для севера, и Генрих как его устроитель показал себя достойным наследником первых королей Иерусалима. Он вернулся на юг, а его репутация значительно выросла.

Левон, однако, не был удовлетворен в своих честолюбивых стремлениях. Зная, что Амори Кипрский стремится стать королем, он последовал его примеру. По законам того времени считалось, что корону может даровать только император или, по разумению франков, римский папа. Византия, отрезанная завоеваниями сельджуков и от Киликии, и от Сирии, была уже недостаточно могущественна, чтобы ее титулы имели какой-то вес для франков, которых и хотел впечатлить Левон. Поэтому он обратился к императору Запада Генриху VI. Генрих стал тянуть и изворачиваться. Он надеется вскоре сам приехать на Восток и тогда уж и заняться армянским вопросом. Тогда Левон обратился к папе Целестину III. Он налаживал связи с Римом еще при Клименте III, намекая, что подчинит армянскую церковь папству, ибо он знал, что франки никогда не признают сюзереном главу еретического государства. Его собственное духовенство, ревниво относившееся к своей независимости и догматам, яростно сопротивлялось любым заигрываниям с латинянами. Но Левон был терпелив и настойчив. В конце концов ему удалось убедить своих недовольных епископов, что папское владычество будет исключительно номинальным и ничего не изменит, а папских легатов заверили, что епископы единодушно поддержали грядущие перемены. Папа велел своим легатам проявлять выдержку и такт, поэтому они не задавали лишних вопросов. Между тем император Генрих, который уже пообещал корону Амори, дал такое же обещание и Левону взамен на признание его прав сюзерена на Армению. Фактическая коронация должна была состояться по его прибытии. Император так и не приехал на Восток, но в январе 1198 года, вскоре после его смерти, его канцлер Конрад Хильдесхаймский прибыл в Сис вместе с папским легатом Конрадом, архиепископом Майнцским, и присутствовал на торжественной церемонии коронации. Восточный император Алексей Ангел, надеясь сохранить хоть какое-то влияние в Киликии, за несколько месяцев до того прислал Левону царскую корону, которую тот с благодарностью принял. Армянский католикос Григор Апират возложил корону на голову Левона, а Конрад вручил ему королевский скипетр. На церемонии присутствовали православный епископ Тарса, яковитский патриарх и послы от халифа, а также и множество дворян из Антиохии. Левон мог с полным правом утверждать, что его титул признали все его подданные и соседи.

Это был великий день для армян, которые увидели в этом событии возрождение древнего армянского царства, и он завершил интеграцию княжества Рубенидов в мир франкского Востока. Однако сомнительно, чтобы политика Левона принесла выгоду армянам в целом, ибо она отделила армян древней Великой Армении, родины его народа, от их южных братьев. И после недолгого срока славы киликийским армянам суждено было понять, что в итоге слияние с Западом не принесло им практически никакой пользы.

Архиепископ Конрада прибыл на Восток по причине того, что император Генрих твердо решил выступить зачинателем нового крестового похода. Ввиду преждевременной смерти его отца Фридриха германский вклад в Третий поход оказался ничтожным и ни к чему не привел. Генрих питал амбициозные планы сделать свою империю по-настоящему международной; и его первой задачей, как только он надежно укрепит свои позиции в Европе, должно было стать восстановление престижа Германии в Святой земле. Строя планы великого похода, который поставит все Средиземноморье под его власть, он также договорился о том, чтобы еще до него в путь выступила германская экспедиция, которая должна была прямиком плыть в Сирию. Архиепископ Конрад Майнцский и Адольф, граф Голштейнский, отправились из Бари с большим войском, набранным в основном в Рейнской области и герцогствах Гогенштауфенов. Первые контингенты прибыли в Акру в августе, но их предводители задержались на Кипре до коронации Амори. Герцог Брабантский Генрих со своими людьми двинулся в путь несколько раньше.