Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Руслан разозлился, но тут же осадил себя: даже если человек оказался так себе, нельзя оставлять его в смертельной опасности. Правда, следов этой опасности что-то не видно.
Бьёрн постоял, подумал. Затем спросил:
— А по пути с работы вам всё время страшно?
Борис покачал головой:
— Нет, когда выхожу из здания и сажусь в машину, всё нормально. А вот здесь, ближе к дому, жутко становится. Там, где гаражи. Пойдёмте, я покажу.
Он подвёл их к окну на кухне и вытянул руку:
— Вон там, видите, гаражи. Мой — с того конца второй справа, если на дом смотреть. И вот когда я оттуда домой иду, то и чую этот … ужас. Хуже, чем в кошмарах.
Борис поёжился, и Руслан невольно ему посочувствовал, хотя совсем недавно клиент вёл себя отвратно.
— Ладно, пойдём-ка, ученик, посмотрим на эти гаражи. А вы, Борис, сидите дома.
Коридор, образованный гаражами, был длинным и зловещим. Ноябрь накидал сюда снега, но затем передумал и залил мокрым дождём. Грязь поглотила засохшую листву и чахлую замёрзшую траву, пластиковые бутылки, обёртки от чипсов и шоколадок и многочисленные окурки.
Холодный ветер заставлял ёжиться и прятать руки в карманы.
Руслан и Бьёрн прошлись по грязному проходу между гаражами раз, другой. Третий. Ничего.
— Есть догадочка, — хмыкнул Бьёрн после пятого безрезультатного променада по слякоти. — Так, давай отойдём. Вот сюда. Стой. Теперь ты пойдёшь туда один. Только тут настрой нужен. Вспомни что-нибудь печальное или жуткое. Нужно, чтоб ты был неспокоен. Как этот Борис после ссоры с коллегой.
Руслан задумался: жутких вещей он с Бьёрном навидался, но нельзя сказать, что они его по-настоящему пугали. А печальное… вспомнились похороны бабушки. Ему было одиннадцать, и он до сих пор помнил мрачные венки, заплаканную маму и незнакомую, застывшую старуху в красном бархатном гробу.
Бабушку он знал и любил, но она была совсем другой. Он тогда ещё решил, что произошла ошибка: эта какая-то другая пожилая женщина, возможно, даже манекен или большущая кукла, а бабушка просто потерялась, он видел что-то похожее в кино.
— Иди, — откуда-то издалека велел знакомый голос.
Кто-то подтолкнул его, и Руслан пошёл, глядя под ноги, в грязь, слегка прихваченную инеем.
Вскоре за спиной послышались шаги. Сначала он решил, что это Бьёрн что-то забыл и теперь догоняет, но тут же понял, что шаги совсем другие. Грузные, медленные. Так ходила бабушка, чуть прихрамывая на левую ногу. Он прислушался: да, так и есть — тот, кто шёл за ним, немного хромал.
Руслан резко развернулся. Никого. Пустая дорога между гаражами. Грязь, мусор, осенний стылый ветер.
Он заставил себя повернуться обратно. Нет, живых мертвецов не бывает. Это какая-то сверхъестественная тварь играет с ним. Наставник следит — всё будет хорошо. Ведь так?
Он медленно пошёл вперёд. За спиной снова раздались шаги. На этот раз другие. Лёгкие, быстрые. Как будто ребёнок бежит вприпрыжку. Почему ребёнок? Братьев или сестёр у Руслана никогда не было. Ужастики о детишках-призраках его не очень пугали. Странно. Шаги торопливо приближались.
— Руслан…
Тише шёпота. Нежный девчачий голосок. Совсем малышка. Ей всего пять. Как и ему. Она живёт по соседству.
— Помоги мне, Руслан…
Нет-нет, этого не может быть! Там никого нет! Он прибавил шагу.
— Не бросай меня…
Нет, это не Катя!
Руслан развернулся. Никого.
— Руслан… — послышалось из-за спины. — Ты меня бросил.
Он завертелся волчком, пытаясь заглянуть себе за спину.
— Попался! — рявкнул неведомо откуда взявшийся Бьёрн. — Смотри!
Наставник вскинул руку, взметнув с ладони облако искрящейся пыли. Пыль тут же осела прямо в воздухе, облепив огромную фигуру.
Монстр становился зримым — и Руслан еле поборол дурноту: перед ним и наставникам проявлялась жуткая химера.
— Это страшник, — пояснил Бьёрн. — Питается, понятно, страхом. Живёт на всяких дорогах, тропинках, подземные переходы любит. Идёт за встревоженными людьми. То есть человек спокойный, весёлый или самоуверенный его и не заметит. Если кто-то из жертв страшника долго ходит по его дороге и пугается, то монстр отращивает новую голову. Персональную, так сказать.
Снизу на уровне пояса Руслана из туши страшника выходила голова чудовищной собаки: здоровенная морда с пастью, которая не закрывалась из-за количества зубов невероятных размеров. С зубов капала вязкая слюна. Крошечные алые глазки глядели голодно и злобно. Торс страшника украшали две головы: слепой старухи и клоуна с нечеловечески огромным ртом. Он строил рожи и заходился в беззвучном хохоте. Из левого плеча росло тело зомби с гниющей рожей. Правое плечо переходило в длинную, до самой земли руку со скрюченными пальцами. Ног, лап и, кажется, копыт у страшника было немерено. А голов — три. Военный с пробитой головой. Девушка с мокрыми волосами и искажённым от ужаса лицом. И ворон с куском мяса в огромном клюве.
Бьёрн выхватил из рюкзака осиновый колышек и стремительным движением вогнал его в грудь монстра. Секунду ничего не происходило, а потом монстр осыпался грудой трухи. Глухо стукнул о землю упавший колышек. Труху подхватил порыв ветра и раскидал по дороге, по гаражам, вымел прочь.
Руслан развернулся и побежал. Наставник легко нагнал его, но останавливать не стал, держался рядом. Руслан выскочил из-за гаражей, пробежал мимо пустыря, обогнул остановку и пару киосков, пронёсся мимо торгового центра. Споткнулся и, если бы не Бьёрн, ухвативший его плечо, упал бы.
— Я в порядке. Всё нормально, — запыхавшись, выдохнул Руслан.
— Угу, — Бьёрн отпустил его плечо.
Они медленно пошли обратно. У пустыря Руслан спросил:
— Две недели — это достаточно долго для страшника?
— Вполне.
— Девушка с мокрыми волосами, она для Бориса?
— Возможно, не зря же он Садако вспомнил. Я спрошу.
Борис известию о том, что это не проклятье, а монстр, который уже уничтожен, обрадовался изрядно. Предлагал им коньяк, дорогие сигары, деньги сверх оговоренного гонорара.
Бьёрн сказал:
— Монстр перед своей кончиной успел нам кое-что показать. Девушку с тёмными волосами. В воде.
Борис мгновенно побледнел. Уронил бутылку. Попятился, шепча:
— Я не виноват… она сама… я не виноват…
— Если не виноваты, то всё в порядке. Вам не о чем волноваться.
— А… а если… я…
— Тогда монстр вернётся. И закончит начатое.
— Нет-нет… нет… так нельзя! Я же
