Надежда развернулась в ее груди: крошечные, сломанные крылья.

Найдет ли она, в конце концов, дорогу домой? Была ли она все еще достойна признания своей семьи, своих Мастеров ветра и своей империи?

Теперь они спускались, и ветер, казалось, принял самостоятельное решение. Он баюкал ее, как гигантские невидимые руки, простиравшиеся с ночного неба, мягко опуская их с егерем.

Тени внизу разделились на верхушки отдельных сосен, снег между ними серебрился в лунном свете. Линн потянула за свою силу родства, ловко сплетая ветры, как дергают за ниточки в кемейранском кукольном театре теней, и они по спирали спустились вниз, приземлившись в снег.

Мир замер.

Линн заставила себя сесть. Восторг от полета прошел, она внезапно задрожала. Использование силы родства вскоре после травмы опустошило ее и унесло энергию, оставив ее пустой оболочкой.

Что-то теплое упало ей на плечи. Мех защекотал подбородок.

– Возьми мое пальто, – сказал егерь, его глубокий голос сливался с ночью. – Ты заслужила.

У Линн даже не было сил ответить. Когда она закутывалась в пальто, то услышала позади себя звук возни. Мгновение спустя появился егерь с холодным блинчиком.

Острый укол голода настойчиво пронзил ее из-за иссякшего в крови адреналина. Линн закончила с блинчиком в три укуса, на губах остался слабый привкус рыбы со сливками.

Она впервые огляделась вокруг. Они приземлились посреди северной тайги, и на многие мили вокруг не было ничего, кроме деревьев.

– Мы разобьем здесь лагерь на ночь, – егерь уже разложил чи вокруг них, ткань слегка мерцала, когда разворачивалась на снегу. Вот почему чи был идеальным материалом для кемейранских разведчиков и воинов: он был легким, как воздух, тоньше шелка, но потрясающе сохранял тепло.

Благодарность вспыхнула в ней, когда она смотрела, как егерь расстилает еще одно одеяло на земле. Она не думала, что смогла бы сделать еще хоть шаг, и была рада, что этого не потребовалось.

Егерь сел на более толстое одеяло, расшитое яркими цветами и замысловатыми узорами, которые не напоминали кирилийские, или какие Линн когда-либо видела. Он кивнул на импровизированный тюфяк из чи.

– Я буду нести первую вахту. Отдохни немного.

Линн собрала все оставшиеся силы и, спотыкаясь, подошла к чи. Он был старым, жестким от неиспользования, но если бы она сжала его в кулаках и закрыла глаза, то могла бы притвориться, что это тот, который ама-ка и ее Мастера ветра подарили ей после того, как проявилась ее сила родства; тот самый, который она взяла с собой, когда летала с Энн и они лежали под усыпанным звездами небом и шептались о своем будущем.

Свет звезд был холодным, а ночное небо таким же черным, как и ее горе. Ее кулаки дрожали, когда она обернула чи вокруг себя, желая, чтобы оно могло оградить ее от реальности мира, в котором она, возможно, никогда больше не увидит свою семью и свой дом.

– Кемейранская дева. – Она услышала голос егеря как будто издалека. – Я так и не узнал твоего имени. Мы… плохо начали знакомство.

Меньше всего ей хотелось отвечать ему. В конце концов, она не собиралась далеко идти с ним. В ближайшие несколько дней, как только она достаточно поправится, чтобы путешествовать самостоятельно, Линн оставит его.

И все же он спас ей жизнь. Она была обязана ему.

Линн справилась с болью в горле.

– Меня зовут Линн.

Сон пришел к ней, его края были зазубрены тревогой. Смутно, в сумерках между бодрствованием и сном, ей показалось, что она услышала его ответ.

– Меня зовут Кис.

Выпал снег, окутав мир серой пылью.

Ана остановила своего валькрифа, ее дыхание превратилось в облачко тумана, а боль в спине приглушилась от холода. Здесь, в горах, воздух был разрежен, хвойные деревья замерзли под белым покровом, который мало защищал от неумолимых зимних штормов Кирилии.

На другой стороне, однако, пролегала граница Южной Кирилии. И нужный Ане пункт назначения – порт Голдвотер.

Регулярный маршрут в порт проходил вокруг этих гор, по главной дороге, по которой часто ездили торговцы и торговые повозки. Также он кишел имперскими патрулями. Раненая и одинокая, Ана выбрала более быстрый и гораздо более опасный путь: печально известный труднопроходимый Крест Оссеницвы.

Небо над головой приобрело темно-серый оттенок, обещая снегопад.

Ана прижала руку к пояснице. В отдаленной деревне она нашла целителя, аффинита плоти, который закрыл ее рану, не задавая вопросов о шарфе, плотно прикрывавшем нижнюю половину лица. Но ее кожа, превратившаяся в сморщенный шрам, все еще была сырой и опухшей, и ей требовалось чистить ее каждую ночь. Постоянная боль истощала ее, значительно замедляя путешествие.

Крест Оссеницвы должен был занять у нее меньше суток. Но наступала ночь, а лабиринт хвойных деревьев все еще простирался за пределами ее зрения, сосульки беспорядочно звенели на ветру.

Она должна остановиться и укрыться до того, как наступит настоящая ночь и температура резко упадет.

И все же…

Она слышала истории о Кресте Оссеницвы, где Огни Богов прижимались к вершине горы и в темноте превращались в магию, порочную и навязчивую. Охотники, торговцы и ученые-экскурсоводы исчезли на замерзших дорогах и никогда более не возвращались.

Ана прищурилась, глядя на далекий горизонт, где последние лучи солнца стекали с неба холодной ледяной синевой, уступая место ночи. Она была так близко к подножию гор. Еще час или два, и она должна была оказаться там.

Ана прищелкнула языком и вонзила каблуки в своего валькрифа. Скакун фыркнул и начал неуклонно пробираться вперед, его когтистые копыта легче, чем у любой другой лошади, вцеплялись в снег, а молочно-бледный взгляд легко прорезал темноту. Лед примерз к его густой белой гриве, снежинки прилипли к длинным ресницам.

К этому времени Ана полностью оставила попытки отряхнуться от снега. Ее меховая накидка, ботинки и кожаные перчатки обледенели, шарф, которым она обмотала нижнюю половину лица, замерз от влажности ее дыхания. Он царапал ее щеки, когда она покачивалась верхом на своем валькрифе, мир расплывался в массу темноты и бледно-серого.

Ее валькриф фыркнул.

Ана моргнула, не заметив, что впала в ступор. На холоде было легко заснуть, и в те дни, когда она путешествовала с Мэй или Рамсоном, они разговорами помогали друг другу бодрствовать.

Призрачный смех пронесся среди деревьев.

Волосы у Аны на руках встали дыбом. Вокруг воцарилась странная тишина, сменившая вой ветра. Порывами падал снег. Воздух сгустился.

Ее валькриф пронзительно заржал, и от этого звука у Аны по коже побежали мурашки. Ее скакун замедлил ход и начал мотать головой, белки его глаз закатились. Ана крепче сжала поводья и вспыхнула силой родства, ища следы крови.