Когда-нибудь – возможно, очень скоро – она увидит все это снова.

С трудом она заставила себя вернуться в настоящее. Прошло два дня с тех пор, как она в последний раз ела, и минимальное количество воды, которое она выпила, дали ей лишь для того, чтобы у нее не проявились дальнейшие симптомы обезвоживания. Медленно, секунда за болезненной секундой, божевосх, который она поглощала из пищи, выводился из ее кровотока. И это работало.

Ее сила родства возвращалась.

Даже когда она сидела, прислонившись к стене, с легким головокружением и потрескавшимися от жажды губами, она чувствовала это: движение ее сил, настроенных на движение ветра между трещинами грубых каменных стен, на малейшие завихрения в воздухе с каждым вдохом и выдохом.

Она была готова в любой момент привести свой план в действие.

Затем она услышала их, далекий стук шагов, который послал глухое эхо по коридорам и вибрацию по каменным стенам, и вывел ее из оцепенения. Через несколько секунд маленький прямоугольный желоб откроется, и поднос с едой упадет на пол. Чтобы она слизывала кашу с земли, как собака.

Вот только она этого не сделает. Больше никогда.

Приближающиеся шаги принадлежали Исьясу: он ходил слегка неровно, и небрежный край каждого шага значительно отличался от жестоких, расчетливых шагов Василия.

Когда заслонка открылась, она была готова.

Линн вскочила со своего места, как гадюка. Ее рука вылетела вперед, пальцы с грохотом пронеслись мимо подноса с едой и вцепились в запястье Исьяса. Она дернула его к двери своей камеры, и прежде, чем он успел издать хоть звук, другая ее рука зажала ему рот.

Линн нужна была только одна рука, чтобы убить человека.

Она скрутила его.

Тело Исьяса обмякло. Линн услышала, как звон ключей оборвался, когда они, скребнув по двери ее камеры, неловко вжались в его бедро. Прислонившись к холодной двери из черного камня, она потянула его к отверстию, пальцы скользили по униформе, пока она не почувствовала холодный металл и острые края ключей.

Несколькими ловкими движениями пальцев ключи оказались у нее на ладони, и она не смогла унять дрожь, когда вставляла их в замочную скважину.

Дверь распахнулась с пугающе медленным скрипом.

Она затащила тело Исьяса в камеру, выхватила два кинжала из его униформы и пристегнула их к своим запястьям. Ей пришлось всем весом навалиться на дверь, чтобы захлопнуть ее, и та закрылась со скрежещущим звуком, который эхом разнесся по коридорам.

Ей потребовалась вся сила воли, чтобы просунуть перевернутый поднос и хлеб в отверстие двери и не обращать внимания на водянистую кашу, уже просачивающуюся в трещины на полу. Ей свело от голода живот, но она сглотнула, борясь с желанием упасть на колени и проглотить все до последней капли.

У нее закружилась голова, когда она пошла по тускло освещенному коридору подземелья, обезвоживание вызывало тошноту, пульсирующую в животе. Кинжалы казались тяжелыми в руках, и раз или два она прислонялась к стене, уверенная, что сейчас потеряет сознание.

Было легко сидеть там, в темноте, но, стоя снаружи, она поняла, насколько на самом деле слаба. Она переоценила себя.

Когда на нее обрушился очередной приступ головокружения, одна вещь удержала ее на земле. Пара огненно-ледяных глаз. Глубокий, ровный голос.

«Я приду за тобой в полночную смену».

Нет, к тому времени она должна быть далеко от этого места. Она спланировала все так, чтобы сбежать во время приема пищи, за несколько часов до полночной смены. За несколько часов до того, как егерь придет за ней. Она не доверяла ему и не собиралась приводить его к Ане.

Линн тяжело дышала, когда шла по коридорам, следуя по знакомым ходам, по которым дважды в день поднималась к лестнице. Тени вокруг нее, казалось, раздвинулись, и раз или два ей показалось, что она краем глаза уловила движение.

Легкий сквозняк пробудил в ней силу родства, и она ухватилась за нее. Она была близко, очень близко.

Линн притормозила перед последним поворотом и, стараясь не шуметь, прижалась к стене. Два охранника всегда стояли на страже перед спиральными лестницами; она уловила дрожь в воздухе от их дыхания, пульсирующее предупреждение.

Ей придется сразиться с ними, чтобы пройти.

«Боги», – подумала она, делая глубокие, тихие вдохи, как будто это могло пополнить ее силы. Она сжала в руке кинжалы, которые украла у Исьяса. Ее руки дрожали, когда она подняла клинки перед лицом в безмолвной молитве.

В коридоре за дверью послышались шаги. Прежде чем она успела среагировать, двери подземелья распахнулись, и рычание Василия эхом разнеслось по коридорам.

– …плевать, что этот ублюдок из Нандьяна приказал нам прекратить. Я заместитель начальника тюрьмы, и я добьюсь признания от этой кемейранки, если это послед…

В момент, когда Василий и его охранники завернули за угол, Линн прыгнула. Ее кинжалы прочертили две зловещие красные линии поперек горл. Их тела упали на пол с глухим стуком, и по серым доспехам заструилась кровь.

Василий отступал и кричал оставшимся двум охранникам у входа:

– Схватить ее, схватить ее!

В голове Линн стучало, ее руки дрожали, когда она сфокусировала свой затуманенный взгляд на двух охранниках, наступающих на нее.

Мастера ветра учили ее, что самые успешные воины учились у каждой из стихий, их тела были настроены на то, что лучше всего подходило в данный момент. Огонь. Вода. Воздух. Земля. Всегда приспосабливайся, всегда меняйся.

В этот момент Линн превратилась в воду.

Она скользнула под мечом первого стражника, изгибаясь вокруг его тела, как вода вокруг камня. А потом превратилась в огонь: ее рука взметнулась, кинжал вонзился ему в спину. Ее забрызгал багрянец, когда она нанесла удар.

Острая боль пронзила ее бок. Линн подавила желание закричать, когда ее чувства побледнели, превратившись в массу раскаленной добела боли.

Она споткнулась.

У нее подкосились колени.

– Я поймал ее! – прокричал четвертый и последний охранник, как ребенок, случайно поймавший в ловушку маленькое животное. – Лейтенант!

Сапоги застучали по холодному каменному полу, и Василий ударил ее коленом в живот.

Линн закашлялась кровью. Потолки подземелья то появлялись, то исчезали из фокуса, и в мерцающем свете факелов лицо Василия расплылось в ужасающей улыбке.

– Некоторые вещи просто не меняются, кемейранка, – прошептал он, обдавая ее лицо холодным гнилым дыханием. – Вы, узкоглазые деимховы, не созданы для этого мира, и я с радостью тебе помогу исчезнуть.

Линн закричала, когда он повернул в ней нож, который царапнул ее по кости. Она боролась с темнотой, застилавшей зрение.

Неужели так все и закончится? Воспоминания, образы или мечты о Кемейре, ее доме, прошлом, которое она оставила, и будущем, которое она потеряла, промелькнули перед ее глазами. Кемейр, бесконечный лабиринт гор и тумана, подожженный сверкающими восходами, за которыми она страстно желала гнаться на край света. Кемейр, отражавшийся блеском в глазах ее брата, россыпью звезд на фоне полуночного неба, когда он последовал за ней на самодельных крыльях, на которых был рожден летать. Яркость, исчезнувшая в тот день, когда его схватили торговцы, полоса кометы на фоне ночи, которая слишком быстро исчезла.