И тут я смогла перевести дух.

— Ну как, готовы вернуться к работе? — спросил нас Дэвид.

Мы кивнули, испытывая, правда, меньший энтузиазм, чем до обеда. Я ощущала знакомую боль перетруженных мышц вдоль спины и в руках.

— У меня так болит живот, будто у меня понос, — сказала Данди, и мужчины с улыбкой переглянулись.

— Это мускулы, — добродушно объяснил Дэвид. — Пока что они у тебя очень слабые. К тому времени, когда закончатся наши тренировки, Данди, я смогу резать хлеб на твоем животе и ты даже ничего не почувствуешь, таким он будет твердым.

Данди откинула со лба волосы и кокетливо взглянула на него.

— Не думаю, что я позволю вам обедать на мне, — сказала она, но мягкость ее голоса говорила о противоположном.

— Все болит, Джек? — обратился Роберт к сыну.

— Только здесь. — И тот со смущенной улыбкой указал на спину. — Боюсь, что завтра мне не захочется работать.

— Меридон завтра не придется работать, — завистливо протянула Данди. — Вы возьмете ее на ярмарку. Можно, мы все поедем туда?

— Ей там тоже предстоит трудиться, — твердо ответил Роберт. — А не флиртовать и строить глазки молодым парням. Я хочу, чтобы она незаметно понаблюдала за лошадьми и послушала, что говорят их хозяева. Мери разбирается в лошадях лучше любого из нас, — честно признался он. — И завтра она будет моими ушами и глазами.

Я просияла от этой похвалы. В конце концов, мне ведь было только пятнадцать.

— Но уж, пожалуйста, надень юбку и передник, Меридон, — добавил Роберт. — И позволь Данди причесать тебя как следует. Вчера в церкви ты выглядела словно приютская. Мне это не понравилось.

— Хорошо, Роберт, — скромно согласилась я, слишком гордая своим признанием в качестве эксперта, чтобы обижаться на такие обидные замечания.

— И обязательно будь готова к семи часам, — строго сказал Роберт. — Мы рано выезжаем и позавтракаем в дороге.

Мы отправились на ярмарку в Солсбери с некоторым шиком. У Роберта была неглубокая повозка ярко-красного цвета с желтыми колесами, и первые несколько миль он позволил мне править Блубелли, который лихо скакал вперед, выгибая шею на радостях, что он везет легкую повозку, а не громадный фургон. Миссис Гривс снабдила нас увесистой корзинкой с завтраком, и, пока я правила, Роберт уплетал свою долю с большим удовольствием, не забывая показывать мне окружающую местность.

— Видишь, какого здесь цвета земля? — спросил он. — Какая она бледная?

Я кивнула. В светлом оттенке этой земли было что-то напоминавшее мне Вайд, что-то говорившее мне, что он совсем близко.

— Мел, — объяснил он. — Это лучшая в мире земля для выращивания пшеницы. Это замечательный край, — мягко продолжал он. — Когда-нибудь я построю себе дом в этих местах, вот увидишь. Я выберу какое-нибудь высокое место, так чтобы поблизости протекала река, где я смогу удить рыбу.

— А как же ваше шоу? — поинтересовалась я.

Он с улыбкой взглянул на меня и впился зубами в кусок мяса.

— Да, это не пустяки для меня, — сказал он. — Мне кажется, что я рожден для этого. Но мне очень хочется приобрести имение. И я бы хотел, чтобы оно носило мое имя. Гауэр-холл, — тихо проговорил он. — Жалко, что его нельзя назвать Гауэршир, боюсь, что на большое имение у меня не хватит денег.

— Наверное, — неопределенно ответила я, постаравшись сдержать улыбку. — Думаю, невозможно.

— Это позволит моему мальчику начать новую жизнь. — В голосе Роберта звучало глубокое удовлетворение. — Я всегда хотел, чтобы он женился на девушке, которая выступает с цирковыми зверями и имеет свое шоу. Но если он выберет девушку, которой в приданое дадут землю, я не стану возражать.

— Тогда все его тренировки пропадут зря, — возразила я.

— Нет, — не согласился со мной Роберт. — Накопленный опыт никогда не пропадет. С моими лошадьми у него будет лучшая охота в графстве. И он гораздо умнее всех этих лордов.

— А что же будет со мной и Данди? — спросила я.

— У вас все будет хорошо. — Его голос оставался добрым, но улыбка угасла. — Как только твоя сестра встретит парня, который ей понравится, она бросит нас, я уверен в этом. Но поскольку ты очень заботишься о ней, а я внимательно слежу за кассой, она не сбежит с кем попало. Если же она встретит какого-нибудь богача, которого сможет удержать, ее судьба будет устроена. Особенно если ей удастся выйти за него.

Я ничего не ответила, но при мысли о том, что Данди станет содержанкой, я вся похолодела.

— Но ты для меня загадка, Мери. — Роберт говорил очень мягко. — Пока ты работаешь хорошо, я всегда найду для тебя место. Но твое сердце не принадлежит нашей профессии, и будь я проклят, если я знаю, как ты можешь найти свой дом, если только кто-нибудь не купит его для тебя.

Я покачала головой. Добродушные размышления Роберта о моем будущем заставляли меня скрежетать зубами.

— Погоди-ка, — прервал он себя. — Я возьму у тебя поводья, а ты позавтракай. И ради самого Господа Бога, надень шляпку поровней. Твои вихры опять торчат во все стороны.

Я протянула ему вожжи и, надев шляпку поглубже, туго завязала ленты. Это была старая шляпка, которая принадлежала раньше миссис Гривс, а вчера вечером она предложила мне надеть ее вместе со своим стареньким плащом. Все это было слишком велико для меня, и я стала похожа на девочку, которая в шутку надела материнское платье. Но с юбками дело обстояло еще хуже. При каждом шаге мои ноги, казалось, путались в ярдах материи. Когда я ходила, Данди просто стонала от смеха и советовала мне передвигаться мелкими дамскими шажками, иначе я просто растянусь на земле.

Когда мы прибыли в Солсбери, Роберт направил лошадь прямо к рынку. Улицы были заполнены народом, и повсюду витал теплый запах лошадей, которых провели здесь незадолго до нас. Везде сновали пирожники, носились вездесущие мальчишки, цветочницы предлагали вереск и букетики падуба, покупатели торговали лошадей, а на одном углу цыганка предсказывала желающим судьбу.

Я искоса глянула на нее. Меня всегда тянуло к моему народу, хотя я совсем забыла наш язык и наши обычаи. Я едва помнила свою мать, ее смуглое лицо, улыбку и странно звучащие колыбельные.

Эта цыганка продавала плечики для одежды и вырезанные из дерева цветы, которые доставала из большой ивовой корзины. Там же она держала тщательно обернутые в шаль маленькую кружку и бутылку, и я заметила, что многие мужчины останавливались и протягивали ей пенни за глоток из этой кружки. Видимо, она торговала ромом или джином, вполне подходящими для такого промозглого дня.

Внезапно наши глаза встретились, и я сделала два шага к цыганке. Из кармана я достала пенни из тех шести, что предназначались на ленты для Данди и сладости для меня, и протянула его ей.