Она была готова к череде непристойных шуток. Она приготовилась к грубым жестам, похотливым ухмылкам и бессмысленным пьяным бредням, когда они распахнули дверь.

Но она не была готова к внезапной тишине.

У Пэгана отвисла челюсть. Его взгляд непроизвольно прошелся по соблазнительным контурам тела его жены, скользя по изящным волнам освещенных сиянием свечей волос, которые ниспадали на широкие, но грациозные плечи, лишь частично прикрывая красивую грудь и оставляя обнаженным плоский живот.

Он никак не мог втянуть воздух в легкие.

Он знал, что Дейрдре красива. Он видел ее обнаженной издалека, когда она купалась. И видел ее одетой как в мягкий, струящийся шелк, так и в облегающую кольчугу. Но он не ожидал того совершенства, которое предстало перед ним сейчас. И даже не догадывался, как сильно осознание, что она принадлежит ему, усилит желание обладать ею, распалит его страсть.

Другая женщина могла бы вскрикнуть и прикрыться. Но Дейрдре не сделала ни одного движения, чтобы спрятаться от него, и ее самоуверенность крайне возбуждала его. Кровь внезапно ударила в пах, сотрясая его до основания.

Затем до него дошло, что люди, которые стояли позади него, отталкивая друг друга, чтобы взглянуть хоть одним глазком, тоже онемели. Что они тоже находятся под впечатлением красоты Дейрдре. Тогда его похоть быстро приняла собственнический характер, и ему захотелось, чтобы они ушли. Все. Немедленно. Но даже сквозь ослепляющее желание, встретившись со смелым взглядом Дейрдре, он разглядел чуть заметный оттенок страха в ее глазах. Как загнанный в угол противник, она, казалось, приняла независимый вид и не отступала, когда на самом деле ей хотелось спрятаться в какое-нибудь безопасное место.

И эта храбрость пробуждала в нем какие-то иные чувства, совершенно ему незнакомые. Это было в некотором роде восхищение и собственничество, странное уважение, но также желание защитить ее.

Так или иначе, но он обрел голос, нашел в себе силы не приказать всем немедленно убираться отсюда к чертям собачьим, подальше от его жены, а объясниться с ними по-божески.

– Люди… – Он только думал, что обрел голос. Этот красноречивый писк, боялся он, выдал его утерянное самообладание. Мужчины, толпящиеся в дверях, испустили коллективный смешок облегчения. Он начал снова:

– Люди Ривенлоха, рыцари Камелиарда, я благодарю вас за то, что засвидетельствовали наш святой союз. – Он взглянул на Дейрдре. Хоть она и сохраняла безмятежную мину, руки на коленях были стиснуты в кулаки. Он почувствовал сильнейший порыв разжать их. – Однако лишь Бог будет свидетелем этого союза.

По традиции мужчины громко и пьяно запротестовали, но вскоре послушно отступили от дверей. Женщины тоже покинули Дейрдре, шепотом пожелав удачи.

Только сэр Роув был настолько пьян, чтобы прокричать:

– Завтра мы придем за окровавленными простынями, парень. Не разочаруй нас!

Другие присоединились к веселым угрозам, но Пэган закрыл от них дверь. Он сделал глубокий вдох и повернулся к своей жене.

Она не сдвинулась с места. Сидя посреди покрытой мехами кровати, освещенная множеством свечей, она походила на святую, которую вот-вот предадут мученической смерти. Глаза ее светились мужеством, живот вздымался и опускался с каждым вдохом, а пальцы с силой сжимали одеяло.

Ему стало почти жаль ее, пока она не объявила ему:

– Только тронь меня, и это твоя кровь будет на простынях.

Эти слова погасили его похоть, как ведро холодной воды. Если Дейрдре сродни испуганному животному, то у этого животного определенно есть когти. И он уже испытал на себе одну из ее болезненных царапин. Еще раз ему этого не надо.

Ему нужно мгновение подумать, лучше сообразить, как подойти к этому опасному существу.

Пока она следила за ним настороженным взглядом, он оглядывал спальню. Она была обставлена в мало подходящей для женщины манере, не считая розовых лепестков, разбросанных по кровати, и свежего камыша и вереска, устилающих пол. Не было ни благовоний, ни ленточек, ни безделушек на единственном столе, который стоял у кровати, – только перо, несколько кусков пергамента и пузырек с чернилами. Тяжелый дубовый сундук занимал одну стену, а второй, сосновый, стоял под одним из двух закрытых ставнями окон. Потертое кресло примостилось у очага, где горел небольшой, ровный огонь. На крючке на стене висела ее накидка, а под ней – пара светлых кожаных туфель. Синий бархатный полог смягчал квадратный остов кровати, но придавал мало женственности комнате. Никакие нарисованные гирлянды не украшали оштукатуренных стен, а вместо гобеленов там висели пара щитов, булава, цеп, боевой топор и полдюжины мечей и кинжалов. Это была строгая комната воина.

Как и ее комната, подумал Пэган, Дейрдре открыта и прямолинейна. Она выставляет свое оружие всем напоказ, не обманывает в том, какая она, и не тратит время на пустяки. Он, в свою очередь, должен быть таким же честным с ней.

Он приблизился к кровати, расстегивая свой ремень с намеренной неторопливостью. Потом намотал полоску кожи на кулак, и, хотя опустил руку, она быстро взглянула туда, явно гадая о его намерениях. Пусть себе гадает. Лучше держать противника в неведении.

Он встал над кроватью, глядя на нее свысока.

– Возможно, ты не расслышала меня в первый раз, девушка. Может, сейчас ты услышишь меня лучше. Ты моя жена. Ты вышла за меня сама, по собственной воле. Ты носишь мое кольцо, и твой поцелуй скрепил наши клятвы. – Он увидел, как ее руки беспокойно затеребили одеяло. – Я не потерплю отказа в том, что является моим правом.

Он собирался продолжить, сказать ей, что, несмотря на это право, он поклялся ее сестре и не намерен нарушить честь рыцаря, овладев Дейрдре против ее желания. Несмотря на похоть, бушующую в нем, он с готовностью обуздает себя, если она ему откажет.

Но она не дала ему шанса сказать ни слова.

Стремительная, как лиса на охоте, она сунула руку под валик на кровати и выхватила кинжал.

Слава Богу, что она не бросилась на него. Если б она это сделала, он бы инстинктивно ударил кулаком, сломав ей руку и отшвырнув нож к дальней стене. К счастью, она лишь вскинула руку с ножом, и в ее взгляде читалась невысказанная угроза, такая же холодная, как серебристая сталь клинка.

Ошеломленный ее свирепой реакцией, он быстро придал своим движениям небрежное безразличие, как будто она держала всего лишь перо, и осторожно размотал и вновь намотал ремень на кулак.

– Мне кажется, я припоминаю, что чуть раньше, в большом зале, ты предлагала обмен – наказание твоей сестры на твое.

Она молчала, но он заметил проблеск неуверенности в ее глазах.

– Однако, судя по всему, теперь ты уже не желаешь держать слово. – Он бросил взгляд на блестящее лезвие. – Воистину, ты совсем не похожа на ту покорную девушку, которая заключила со мной сделку, умоляла принять ее жертву, которая готова была предложить свое тело, чтобы ее сестра не страдала. Так ли это? Ты хочешь взять назад свое предложение? Значит, Элене самой придется ответить за свой проступок?