Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Эта девушка иллюстрирует твои сказки?
— Да, она.
— Неудивительно, что у всех персонажей скорбь на лицах. Она аут?
— Не скорбь, это спокойствие. Аут.
***
Ближе к метро народу становится больше. Сейчас самое время выбрать
себе проводника. Выбор небогат, зато очень изыскан.
Пухленький лысый дядька сразу отбракован — в нём росту-то метр с
кепкой, к такому не прилипнешь. Мадам с баулом тоже в пролёте –
через турникет наверняка потащит сзади. Конечно, оптимальный
вариант — подросток с плеером — он меня и не заметит. Но по
мере приближения становится ясно, что он под спидами –
проскочит турникет раньше, чем я успею мимикрировать. Зато вот
та немолодая женщина премило хромает на левую ногу — значит,
идти будет медленно, а подстроится удобно — очень
характерная походка.
Я иду за ней, начиная превращение. Я прихрамываю и машу свободной
рукой в точности, как она. Я сокращаю дистанцию. Когда она
прикладывает Магнитку к турникету, я уже полностью
перевоплотился. Я прикладываю пустую руку к акцептору вслед за ней и
прохожу вплотную к её спине, не касаясь. Дежурная в полной
уверенности, что я использовал проездной. Женщина меня не
замечает. Я продолжаю идти в ногу с ней. Я — невидимка.
***
— Так ты, оказывается, сказки пишешь?!
— С некоторого времени, да.
— А о чём?
— Да ни о чём. Просто игра словами, эксперименты с языком.
— Моя хорошая московская подруга тоже пишет сказки. Вас надо
обязательно познакомить.
— Где-то я это уже слышал. Ну и о чём же она пишет? Эльфы, гномы,
Дед Мороз и ежики?
— Ну что ты глупости говоришь?! Ты же прекрасно понимаешь, что это не актуально.
— На мой взгляд, это-то как раз и есть самое актуальное.
— Нет. Дети давно уже не верят во всю эту чушь.
— Вот именно поэтому и надо о ней писать. А то как так? — я верю в
Деда Мороза, а дети уже нет. Надо вернуть детям веру в чудо.
— Да, но эти архетипы персонажей давно устарели. Надо придумать
такую сказку, в которую могли бы поверить современные дети со
всеми их компьютерами и мобильниками.
— И во что же, по-твоему, они могут поверить?
— Ну, например, в носастика, который живёт за батареей и любит сыр.
***
Mission accomplished. Я проник за периметр. Первый красный люк
отмечает конец поезда. Двумя мраморными квадратами далее
находится первая дверь. Уточнение курса — вытоптанный полукруг на
краю станции. Никакого везения — точный расчёт. По рельсам в
глубине туннеля пробежал отблеск. «Смотри — вот идёт мой
медленный поезд» _ 1. Я чувствую приближение света. Я слышу
потрескивание электричества в несущем кабеле. Я ощущаю слабые струи
ветра на своём лице. «На пустой голове бриз шевелит ботву –
и улица вдалеке сужается в букву «у», как лицо к
подбородку» _ 2. Первый порыв подхватывает полу медицинского халата и
закруживает в вихре разбросанный на путях мусор. Что-то
огромное растёт, надвигается, несётся на меня. Play, shuffle.
Ангел
Началось всё с того, что я жёстко завтыкал в коротенькую,
минут на сорок, речь мэтра. Завтыкал настолько, что проникся идеей
величия читающих от микрофона. От этой уверенности я избавился
спустя четыре года. Но, тем не менее, мои амбиции подсказали мне,
что одним из них должен стать я. Может и стану когда— нибудь,
сейчас брезгую. И так под софитами частенько жарюсь. Сначала я
много писал, вдохновляясь творчеством выступающих. Даже, видимо,
подражал им. Потом счёл, что материала хватает, и пришёл с пухлой
распечаткой пред мутны очи коллегиантов жюри. Ими оказались Дмитрий
Бузь и Алексей Ермаков. Они отнеслись ко мне благосклонно, в том
смысле, что не только смешали меня с говном, но ещё и напичкали
мудрыми напутствиями. Особые надежды я тогда возлагал на «стать
фениксом» единственной на тот момент вещью с размером, яркими
образами и солидной долей экспрессии. Тут господам было нечего
предъявить, и они стали придираться к словам. Например, не понравилось
им выражение «режу пальцы о стены». Ну не смогли они такого себе
представить. С воображением, что ли, проблемы? Тем не менее, за
эту вещь мне и сейчас не стыдно. Что же касается уроков, которые
мне в тот раз преподали, то самым полезным оказалось упражнение.
Надо выбрать объект, тщательно его обдумать, выскрести из ушей
и высосать из пальца всё, что ты можешь о нём сказать и облечь
это всё в образы, затем впихнуть в любой классический размер и
зарифмовать. Что я и посоветовал Светланченко. Да, насчёт сложных
образов. Это фирменный штрих кабаре. Оно всё— таки рок, а потому
всё, что скорее поэтично, чем голо фактично и объективно, реально,
подвергается там строгому клеймению позором. И не дай бог вам
на слушании сказать что— то о том же самом хрустальном звоне сердца.
Живым не уйти после такой «похабщины». После первого прогона я
стал меньше писать. Где— то полтора стиха в неделю. И первым,
что родилось в качестве упражнения, был откровенный рэпак. Как
рэпак тот стиш и до сих пор неплох, но демонстрировать его в ином
качестве я поостерегусь. Би Би Кинг сказал: «блюз — это когда
хорошему человеку плохо, а рэп — когда плохому хорошо». Спорно,
но всё же непонятно, кто в этой системе я, пишущий и то, и другое.
Ни рыба, ни мясо, серединка на половинку? Вполне возможно, но
тогда вам не следовало и открывать эту книгу. Я ещё вернусь к
этой теме, но полно лирических отступлений, пора бы и к делу.
Хотя бы чуть— чуть. Совсем немножечко, ага? Светланченко сперва
благосклонно восприняла мою проповедь. Но потом она докумекала,
что речь идёт о торжестве системы над личностью, и коннект упал.
Зато Менялкин с Пчёловой молчаливо меня поддерживали. Тем временем
Цикоридзе вышел из себя, спланировал вниз, посмотрел как мы курим,
вернулся и позвонил мне. Вы, говорит, и на пятом этаже покурить
можете. Посему мы затушили окурки и поднялись туда, где прописалась
чья— то любовь, почти где луна. Цикоридзе с Сержантом нетерпеливо
переминались с ноги на ногу, а точнее покачивались с пятки на
носок, а ещё точнее буравили лифт взглядом, нервно покуривая в
ожидании нас. Мы успели как раз перед тем, как по дверям лифта
поползли трещины, и они начали дымиться. Короче, вовремя. А ещё
Сержант толкал какую— то, предположительно смешную, тему. Что–
то среднее между анекдотом, шизофреническим бредом и выступлением
американского комика. Тем не менее, все воспитанно засмеялись,
даже не дожидаясь пресловутой лопаты, а то и акваланга. И только