— Это ты за один раз такое понял? — ляпаю не подумав.

— Четыре, Нина, четыре, — напоминает с потемневшим взглядом, и я тушуюсь, воспоминания взрываются яркими картинками. — А сколько я еще поз знаю, Камасутра отдыхает!

— Вот и ты отдыхай вместе с Камасутрой! — ерничаю, почувствовав очередную жаркую волну в районе паха. Оказывается, горячие разговорчики очень возбуждают. Так и до постели можно докатиться, вернее — морально упасть, совершив грехопадение.

— О чем задумалась, красавица? — стреляет в меня глазами этот мужлан, поигрывая мускулами.

— Кукиш тебе, а не мои мысли! — снова огрызаюсь, в глубине души ожидая его дальнейшего хода. Как же мне нравятся эти словесные битвы!

— А давай я угадаю, — довольно улыбается, сверкая глазами.

— Ты мысли читать умеешь? О, ну тогда тебе, Мироша, прямой путь на телевидение, на «Битву экстрасенсов».

— Нет, до битвы экстрасенсов мне дела нет, а вот что касается экстрасексов…

— Хм, а это кто такие? — смотрю на него в удивлении.

— А тебе скажи — и ты захочешь! — ухмыляется гад.

— Вот еще, ничего я не захочу. Мечтать не вредно, Бирюков!

— Вредно не мечтать, будущая Бирюкова!

— Ох, ну нет, документы я менять не буду. Та еще морока.

Говорю и осекаюсь, Мирон выпрямляется на стуле. Взгляд его темнеет.

— Это согласие, Нинуль?

Нина

— Ты не так понял, — мотаю головой, пойманная с поличным.

— Но ты сама сказала, Нин, — он поднимается с места и подходит ко мне неспешной походкой хищника, и от его вида дух захватывает.

Чертовы гормоны. Чертов Мирон! Сердце бьется в унисон его шагам. Черт побери, я реагирую на него. Не могу сопротивляться его магнетизму! Просто не могу!

— Ты же знаешь, — меж тем проговаривает он так тихо, что приходится напрячь слух, — знаешь, что между нами неизбежно случится секс.

— Ты слишком самодоволен и сводишь всё к примитивному, — хмыкаю, — мы же не животные, — наклоняю голову набок и пытаюсь увернуться от его ладони, которая мягко массирует мне затылок.

И как так получилось, что Мирон оказался в непосредственной близости? Только что между нами было не меньше метра, а вот он уже подхватывает меня и перемещает на столешницу, раздвигая мои ноги и оказываясь между них.

Наши глаза встречаются. Его руки оказываются в моих волосах, его пальцы массируют затылок, расслабляя и одновременно электризуя кожу. Разряды двести двадцать шарашат на полную, полностью уничтожая сопротивление, не давая мне и шанса на побег.

Но хочу ли я бежать…

— Увер-р-рена? — спрашивает он тихо, выпуская сквозь зубы протяжный рык, который вибрацией проходится по моей коже и топорщит волоски. — С тобой, Нин, любой озвереет, я так точно. Озверел от воздержания.

— А кто тебе виноват, Бирюков? Не надо было…

Мягким жестом он перекрывает мою пламенную речь, опуская на губы палец. Сглатываю, не отрывая от него взгляда. В темных радужках плещется лава. Огненные круги завораживают. Как в омут затягивают, напрочь лишая рассудка. Сумасшествие.

— Мы не должны…

— Ну а если мы хотим? К чему сопротивляться?

Поцелуй становится неотвратимостью. Он погружает в меня горячий язык, изучающий, совсем не осторожный, наглый. Рецепторы бунтуют, приходя в бешенство, дикое безумие порождает скорость. Мирон похож на мощный гоночный болид, взявший разгон за несколько секунд.

Раз — и он уже властвует в моем рту, хозяйничает с моим телом, исследуя заветные уголки, куда так не хотела его пускать, но он ломает сопротивление жадными ласками, уволакивая в темную бездну, где забываешь запреты и обещания не сдаваться.

Потому что тебе так нравится ощущение его на себе и в себе, потому что ты безумно соскучилась, потому что, черт побери, усталая одинокая женщина, которая впервые так страстно влюбилась…

Сдавшись, запускаю руки в густые волосы и медленно перебираю их между пальцами, притягивая голову Мирона к себе. Он же пускается в томительное путешествие вдоль по моей коже. Целует подбородок, шею, ключицу, вызывая стоны, я утробно мычу, наслаждаясь каждым касанием. Горячие губы скользят ниже, к груди. Выгибаюсь им навстречу и постанываю, когда зубы чуть прикусывают кусочек плоти. Зверюга!

Рука Мирона опускается ниже и ласкает внутреннюю поверхность моего бедра, пробуждая мурашки и трепет, едва доходит до укромного местечка и замирает там, потом снова начинает движение, играя, дразня и мучая. Он хочет, чтобы я сама просила о ласках, и я сдаюсь, делая мимолетное движение навстречу, давая красный свет дальнейшему продвижению…

Пальцы Мирона отодвигают край трусиков и погружаются внутрь меня, окунаясь во влагу. Ее много. Мне становится стыдно за собственное желание, и я сжимаю бедра вместе. Вернее, делаю попытку, да только кто же мне даст.

— Охренеть! — хрипло шепчет Мирон, восхищенно присвистывая, в глазах мелькает самодовольство, ведь он знает, что именно его действия, его близость вызвали такую реакцию.

— Не радуйся, — сиплю, чувствуя его поступательные движения внутри моей пульсирующей плоти, и замираю. Он надавливает еще раз. И еще. Продвигается вглубь.

— Я охренеть как рад, Нина, — шепчет в самые губы, делая еще пару движений, медленных и протяжных, заставляющих умирать от желания ощутить в себе нечто гораздо большее, чем пальцы. Память услужливо подбрасывает картинки нашей близости, что вызывает спазм, на который Мирон не может не реагировать.

— Давай, моя сладкая, покажи еще, как тебе всё это нравится.

— Миро-о-он… — только и могу шептать я и прикрываю глаза, не сообразив, что случилось, когда его пальцы покидают меня, но пустота в лоне вдруг сменятся настойчивым давлением языка, лизнувшего промежность. Громко ахнув, я для верности обхватывая голову Мирона руками. Дрожь пробегается по телу, желание накрывает с головой, я неспособна распоряжаться собственным рассудком и полностью пленена безумием.

— Скажи, чего ты хочешь? — настаивает Мирон, двигая языком по моим лепесткам с прилившей к ним кровью, они набухли и сверхчувствительны. Я на грани…

— Я… — шепчу, не в силах сформулировать фразу. — Пожалуйста, пожалуйста…

Бессвязный лепет срывается с губ. Мирон быстро стягивает с меня трусики и рассматривает с восторгом открывшееся ему зрелище. Краснея, прикрываю глаза. Так проще стерпеть свое смущение. Порабощение уничтожает клетки мозга. Может, мы и правда животные, потому что мной руководят сейчас только инстинкты.

— Расслабься, — шепчет Мирон, выводя круги на клиторе и присоединяя пальцы. Двойная ласка практически лишает меня чувств. Спазмы проходятся по всему телу, концентрируясь в самом центре, который таранит языком и пальцами мой наглый зверюга. Убыстряется, тонко чувствует приближение моей разрядки.