По классу разносится возбужденный говор. Лотереи и викторины. Стоит отдать нашей школе должное: знают, как использовать «кнут и пряник».

– Давайте познакомимся с категориями нашего шоу «Рискни!»[7] и начнем с пассажиров, которых мы изучали на прошлой неделе. Называем имя человека, что мы знаем о нем и сумел ли он выжить.

Поднимается несколько рук. Уордуэлл указывает на Диллона, привычно щеголяющего в куртке команды по лакроссу. Кажется, он с ней сросся.

– Жозеф Ларош, – говорит Диллон. – Вырос на Гаити, работал инженером во Франции. Считается, что этот мужик был единственным темнокожим парнем на корабле. С ним были жена и две дочки. Они попали в спасательную шлюпку, а он – нет. Ушел на дно вместе с кораблем.

– Верно, – кивает Уордуэлл и указывает на девушку в первом ряду.

– Маргарет Браун. Единственная пассажирка первого класса, не принадлежащая к аристократам. Они с мужем разбогатели, открыв на своем участке золотую жилу. Маргарет была феминисткой и суфражисткой, активно занималась в благотворительностью. Она помогала пассажирам разместиться в спасательных шлюпках и даже гребла сама. Выжила.

– Молодец, отлично, – говорит мистер Уордуэлл и поворачивается к Ники.

– Генри Харпер, – заявляет та.

Невольно вскидываю голову. Харпер? Дядюшка Гарри? Да, точно, иногда имя Генри переиначивают как Гарри.

– Был совладельцем издательского дома «Братья Харпер»[8] и одним из счастливчиков, выживших вместе с семьей. Полагаю, потому что добрались до спасательных шлюпок в числе первых, пока не началась паника. Как бы то ни было, катастрофу пережил Генри, его жена и даже их слуга-египтянин.

Кровь отливает от лица. Я настолько шокирована внезапным возвращением Элайджи, что совсем забыла про сон. То есть мужчина, которого на «Титанике» я считала своим дядей, на самом деле мой предок? Поднимаю руку.

– Совершенно верно, – восклицает мистер Уордуэлл. – Саманта?

– А как звали жену? Жену Генри Харпера.

Мой голос дрожит, так что несколько человек поворачиваются в мою сторону. Мистер Уордуэлл склоняет голову набок.

– Что ж, интересный вопрос. – Он берет со стола подшивку, листает страницы и останавливается на одной. – Генри Слипер Харпер и Майра Хэкстон Харпер.

У меня темнеет в глазах. Майра Х. Х. Мертвецы шлют мне подарки? Или тот, кто знает историю моей семьи лучше, чем я.

– Саманта! – с раздражением окликает меня мистер Уордуэлл. – Твоя очередь.

Но я смотрю на Ники:

– Почему ты выбрала именно Генри Харпера?

– Что? – Она поворачивается ко мне.

На нас пристально смотрит Джексон.

– Почему ты его выбрала? С чего это вдруг?

Ники глядит на меня как на сумасшедшую, открывает рот, собираясь ответить, но ее останавливает мистер Уордуэлл:

– Саманта, прошу, не отвлекайтесь и не мешайте другим. – Он абсолютно серьезен. – Имя.

Перевожу взгляд на учителя. Так, надо состроить невинную мордашку.

– Какое имя?

– Пассажира.

– Ну, э-э-э…

Мысли разбегаются. Я же учила, но сейчас, хоть убей, не могу думать ни о чем, кроме Майры и Генри. Готова поспорить на что угодно: это ее портрет висит в коридоре.

– Аммм…

Мистер Уордуэлл сердится:

– Саманта, никому в этом классе не нужно слабое звено. С такими знаниями из викторины вы вылетите первой. Так что рекомендую как следует подготовиться.

Когда раздается звонок с последнего урока, все, толкаясь, кидаются вон из класса. Ребята из танцевального комитета установили в холле школы стол и продают желающим браслеты с якорями и корабельными штурвалами. Табличка гласит: «ПОМОГИТЕ НАМ СДЕЛАТЬ ВЕСЕННИЙ БАЛ НЕЗАБЫВАЕМЫМ! КУПИТЕ ДВА БРАСЛЕТА И ПОДАРИТЕ ВТОРОЙ СВОЕЙ ПОЛОВИНКЕ!» Вокруг стола толпятся ученики. В коридоре слышны возбужденные разговоры о костюмах и о том, кто каким пассажиром будет на балу. На борту лайнера было более тысячи пассажиров, но в нашей школе все выбирают себе роли самых знаменитых. Счастливчиков по жизни и… после смерти, наверное.

Поворачиваю за угол, направляясь к своему шкафчику. Рядом с ним, прислонившись к дверце, стоит Джексон. Мои внутренности скручиваются в морской узел, который невозможно развязать.

– Привет, – говорю я, останавливаясь напротив него, как вкопанная.

Кажется, Джексону тоже неуютно.

– Подбросить до дома?

Я открываю замок шкафчика:

– Да, может, мы…

– Эй, Джекс! – орет Диллон из дальнего конца коридора. – Поедешь сегодня вечером к Ники со мной и Блэр?

Ники и Блэр – серьезная угроза последним крохам моего самообладания.

– Посмотрим, – уклончиво отвечает он.

– Ага, посмотрим, есть ли у тебя парочка…

Для пущей убедительности Диллон кладет руку на ширинку.

– Чувак, прекращай, – смеется Джексон.

Волосы Диллона всклокочены, а рюкзак висит на одной лямке. Он подходит к Джексону и ухмыляется.

– Упс… Сорри, Сэм. Не заметил тебя из-за жирной туши Джексона.

Закрываю шкафчик. Диллон – болван, но именно это мне в нем нравится. Что внутри, что снаружи, никакого подвоха.

– Не извиняйся, – улыбаюсь я. – Учтивости Джексона мне достаточно.

Диллон смеется и шутливо бьет друга по плечу:

– Теперь понятно, что ты с ней часто зависаешь.

– Слышь, мужик, – Джексон бросает в его сторону предостерегающий взгляд. – Уже реально пора заткнуться.

В уголках губ Диллона таится озорная улыбка:

– Э-э, все круто. Респект! Я точно ничего не скажу о…

Джексон замахивается на друга, но тот отскакивает и поднимает руки в примирительном жесте.

– Ладно, брось, – сквозь смех выдавливает Диллон. – Понял, остынь. Просто будь у Ники сегодня.

И Диллон вливается в поток проталкивающегося к выходу народа. Джексон потирает шею.

– Извини за дурдом. Он думает, что прикольный.

– Он правда прикольный, – фыркаю я, когда мы идем к задней двору школы.

Джексон не смеется в ответ, как обычно. Мы выходим на парковку и направляемся к его пикапу. Вместо привычных шуток между нами возникает неловкая тишина.