— Покину этот дом и найду место, где удастся приклонить усталую голову, мэм, — ответил Кон с грустной улыбкой. — Не стоит обо мне беспокоиться.

— Уверена, что непременно найдете, — подтвердила Ванесса. — Но право, спешить незачем. Этот дом без труда вместит нас всех, и это ваш дом. Нам действительно необходимо познакомиться ближе. Старинная семейная вражда слишком долго держала нас врозь. Может быть, принести бисквитов? И вам, лорд Лингейт?

Выражение глаз миссис Дью подсказало Эллиоту, что она услышала по крайней мере часть разговора. И как всегда, склонная к поспешным выводам, сочла его слова несправедливыми.

Едва она отошла, рядом возник Мертон, уже успевший соскучиться возле камина.

— Послушайте, — заговорил он, восхищенно глядя в окно, — а отсюда открывается потрясающий вид. Правда?

— Думаю, именно этот вид и вдохновил моего отца снести старый дом, а новый построить на его месте, — заметил Кон.

Окно выходило на юг. Открывающийся пейзаж действительно был великолепен: ухоженные цветники, лужайки, рощи и большое, правильной формы, озеро. А дальше к горизонту — прямоугольники аккуратно вспаханных полей.

— Может быть, кузен, завтра вы сможете проехать со мной и показать владения? — не то пригласил, не то попросил Мертон.

— И дом тоже, — добавила Кэтрин Хакстебл. Она подошла и встала возле брата. — Хотелось бы услышать подробный рассказ о его сокровищах. Должно быть, вам они прекрасно известны.

— С удовольствием, — отозвался Константин. — Ради родственников готов на все. Семейные дрязги весьма утомляют, как только что справедливо заметила ваша сестра. — Взгляд остановился на Эллиоте, и бровь насмешливо поднялась. — Они обычно пусты, но способны тянуться из поколения в поколение, лишая родственников возможности нормального общения.

Кражи и непристойности пусты? Эллиот твердо выдержал взгляд, и кузену пришлось отвернуться — якобы для того, чтобы посмотреть туда, куда показывала Кэтрин Хакстебл.

Миссис Дью стояла возле чайного подноса с тарелкой бисквитов в руке и увлеченно беседовала с сестрой и Джорджем. Она улыбнулась какому-то замечанию секретаря и повернулась, чтобы отнести тарелку к окну. Улыбающиеся глаза остановились на лице Эллиота, и виконт ответил строгим, даже суровым взглядом.

Почему он обращал на нее внимание чаще, чем на остальных сестер? Ведь те выглядели значительно ярче. Хоть смотрел он вовсе не с восхищением, разве не так? Напротив, Ванесса постоянно вызывала в виконте раздражение!

Снова, как уже не раз по дороге из Трокбриджа, лорд Лингейт пожалел, что миссис Дью не осталась дома. Почему-то не покидало неприятное предчувствие: эта особа покоя не даст.

Теперь она определенно намеревалась поддерживать; дружбу с Коном — ему назло.

Что за упрямая, отвратительная женщина!

Ванесса всегда считала, что ссора показывает людей не с лучшей стороны.

Подавая чай, она услышала кое-что из беседы кузенов, но чувства вины при этом не испытала: гостиная Стивена — да еще во время чаепития — была не лучшим местом для выяснения отношений, особенно если кто-то хотел сохранить эти отношения в тайне.

Виконт Лингейт вел себя, как всегда, высокомерно — здесь удивляться не приходилось. Но вот Константин Хакстебл неожиданно проявил совсем не те черты характера, которые столь охотно демонстрировал до сих пор. Кузен намеренно выводил виконта из себя, явно испытывая удовольствие от его ярости.

Он получил распоряжение уехать из Уоррен-Холла до их появления, но не послушался и остался.

Потому ли, что хотел встретить доселе неведомых дальних родственников и приветствовать их в доме, который до сих пор фактически принадлежал ему? Или потому, что знал: увидев его, виконт Лингейт испытает крайнее раздражение?

Если даже действиями руководил второй мотив, доля сочувствия все равно сохранялась, несмотря на унизительность ситуации для семьи молодого графа. В конце концов, с какой стати мистер Хакстебл должен был уезжать из родного дома по приказу виконта?

Но в целом ссора казалась наивной и мелочной. Подумать только: взрослые люди, да к тому же кузены, не в состоянии найти общий язык!

Ванесса не интересовалась причиной ссоры, хотя узнать суть разногласий, конечно, хотелось — мало кто не испытывает естественного в подобных случаях любопытства. Просто она считала, что ни ей самой, ни Стивену, ни сестрам не стоило вникать, а уж тем более вмешиваться в чужие отношения — по крайней мере сегодня. Сегодняшний день стал самым важным и волнующим в жизни брата, а потому джентльмены вполне могли бы перенести перепалку и во времени, и в пространстве.

Но судьба распорядилась так, что счастье Стивена строилось на несчастье другого человека. Во время обеда Ванесса заметила, что мистер Хакстебл одет во все черное, как и раньше, когда он предстал в костюме для верховой езды. Подобно ей самой он носил траур, хотя его траур был еще полным. Какое тяжкое испытание — потерять брата! Мысли обратились к Стивену, но Ванесса тут же решительно пресекла разгул воображения. О подобном нельзя даже думать.

— Расскажите мне о Джонатане, — попросила она мистера Хакстебла, когда общество перешло в гостиную.

Мег о чем-то разговаривала с виконтом Лингейтом и Стивеном, но все они, должно быть, услышали ее просьбу и замолчали, не желая пропустить ответ.

Ванессе показалось, что ответа не последует. Рассеянно улыбаясь, новый родственник пристально смотрел в огонь камина. Молчание продолжалось несколько секунд, но потом он все-таки заговорил.

— Обычно невозможно описать человека одним словом, — начал Кон. — Но для Джона подходящее слово существует: любовь. Он любил всех, с кем сводила жизнь.

Ванесса улыбнулась сочувственно и ободряюще.

— Он оставался ребенком, хотя внешне уже выглядел молодым мужчиной. Любил играть. Иногда любил дразнить. Обожал прятаться, даже если найти его не составляло труда. Так ведь, Эллиот?

Константин насмешливо посмотрел на виконта Лингейта.

Виконт, как всегда, нахмурился.

— Вам, должно быть, отчаянно его не хватает, — заметила Ванесса.

Мистер Хакстебл пожал плечами.

— Джон умер в ночь своего шестнадцатого дня рождения, — ответил он. — Умер во сне, после счастливого, наполненного смехом и играми праздника. О подобной смерти можно лишь мечтать. Я не желал кончины брата, но теперь по крайней мере свободен и могу искать собственную удачу. Порою любовь становится тяжким грузом.

Слова прозвучали подобно удару грома. Сама Ванесса ни за что на свете не смогла бы ответить так честно, хотя полностью понимала мистера Хакстебла и сочувствовала. О боли обреченной любви она знала все.

— И все же, — подал голос Стивен, нарушив короткое молчание, которое могло бы показаться неловким, — надеюсь, что вы, кузен, не уедете слишком скоро. Мне нужно о многом вас расспросить. Да и вовсе незачем думать об этом доме как о чужом всего лишь потому, что формально он принадлежит мне.