— Ты, парень, сама доброта, — отозвался мистер Хакстебл, и в голосе вновь послышалась ирония, а бровь насмешливо поднялась.

Был ли он приятным человеком, намеренно скрывающим чувства под маской безразличия и черствости, или неприятным человеком под маской очарования и улыбок? А может быть, подобно большинству, целиком состоял из противоречии?

Ванесса вспомнила о виконте Лингейте, повернулась, чтобы на него посмотреть, и наткнулась на пристальный взгляд. Эллиот смотрел на нее невероятно голубыми глазами.

— Это не просто доброта, мистер Хакстебл, — возразила Ванесса, все еще глядя на виконта. — Мы все искренне рады познакомиться с родственником, о существовании которого даже не подозревали.

— Ну а поскольку мы родственники, — отозвался мистер Хакстебл, — прошу всех называть меня по имени.

— Константин, — тут же произнесла миссис Дью, вновь переводя взгляд на собеседника. — А я Ванесса, если позволите. Сожалею о кончине Джонатана. Тяжело смотреть, как умирает молодой человек, а смерть того, кого любишь, тяжелее в тысячу раз.

Кузен поблагодарил без слов, одним лишь взглядом, и Ванесса решила, что порою этот человек весьма приятен. Выражение лица подделать невозможно, а сейчас оно искренне говорило о горячей любви к брату, несмотря на то что Джонатан поневоле оказался обладателем титула, который мог бы принадлежать Константину.

— За обедом вы сказали, Константин, что непременно научите меня ездить верхом, — напомнила Кэтрин. — За день-другой это сделать невозможно, так что придется задержаться.

— Если вы не слишком быстро схватываете, то потребуется неделя, — ответил он. — Хотя уверен, что это не так. Останусь до тех пор, пока не увижу в вас искусную наездницу, Кэтрин.

— Мы все будем только рады, — поддержала Маргарет. Во время разговора виконт Лингейт не проронил ни слова, словно демонстрируя неприязнь к кузену.

Эллиот планировал уже на следующее утро вплотную заняться воспитанием Мертона. Дома, в Финчли-Парке, за пять миль от Уоррен-Холла, его ждали дела. А главное, виконт мечтал вновь оказаться в родном поместье, хотя и понимал, что в ближайшие месяц-другой придется часто навещать молодого графа.

Он планировал познакомить Мертона с управляющим, Сэмсоном, весьма компетентным служащим, которого два года назад нанял его отец. Собирался провести утро в кабинете Сэмсона и обсудить ряд важных вопросов. А потом было бы неплохо втроем отправиться на ферму и в другие важные точки большого хозяйства.

Весь день следовало посвятить общению с мальчиком — время слишком дорого.

Однако после завтрака Мертон заявил, что Константин согласился показать ему и сестрам дом и парк.

Экскурсия заняла все утро.

После ленча молодой граф сообщил, что Константин обещал взять его на верховую прогулку, показать ферму, познакомить с рабочими и кое с кем из сельских жителей.

— Очень благородно со стороны кузена посвятить мне весь день, — заключил Стивен. — Поедете с нами?

— Нет, останусь здесь, — сухо отказался Эллиот. — Но учти: завтра тебе предстоит встреча с управляющим. Там я непременно буду.

— Какие сомнения? — поддержал Мертон. — Мне так много нужно узнать!

Утром, однако, Эллиоту пришлось отправиться на поиски Стивена. Графа удалось найти в конюшне вместе с Коном и старшим конюхом. Он с огромным интересом осматривал лошадей и казался вполне довольным жизнью. Перед встречей с управляющим извинился и отправился к себе переодеваться.

— Мег очень не любит, когда в доме пахнет конюшней, — пояснил он. — Начинает ворчать, если чувствует даже малейший намек на навоз.

Несколько часов, вплоть до ленча, Стивен жадно впитывал деловую информацию, проявляя при этом сообразительность и заинтересованность и радуя умными вопросами. Однако после ленча оказалось, что Константин обещал познакомить его с викарием, с Грейнджерами и еще с парой уважаемых семейств.

— Очень благородно с его стороны, — повторил мальчик уже знакомую фразу. — Он мог бы отнестись ко мне враждебно, а вместо этого старается быть полезным. Завтра, например, если не подведет погода, хочет покатать сестер на лодке. Я тоже поеду, чтобы можно было грести вдвоем. Если хотите, присоединяйтесь.

Эллиот отклонил и это предложение.

Каждый вечер после обеда мистер Хакстебл очаровывал общество приятной беседой. Эллиот прекрасно знал, что при желании кузен способен подчинить своей воле всех и каждого. Когда-то они вместе смеялись над этим его качеством. Любезность всегда давалась ему легче, чем виконту.

Кон, разумеется, ничуть не заботился о новых родственниках. Если и испытывал какие-то чувства, то вовсе не привязанность. О чем можно говорить, когда незнакомые люди явились, чтобы выгнать его из дома или в лучшем случае превратить из хозяина в гостя? Скорее всего он от всей души их ненавидел.

А остался специально, чтобы раздражать Эллиота.

Проблема заключалась в том, что они слишком хорошо друг друга знали. Кон отлично понимал, чем можно взбесить бывшего друга. Ну а Эллиот не менее ясно представлял, что творится в голове кузена.

Утром, перед предполагаемой лодочной прогулкой, Эллиот стоял у окна своей комнаты и наблюдал, как Кон демонстративно вышел из парадного подъезда и не спеша направился по террасе, а потом вниз по ступеням, к цветникам.

Виконт последовал за кузеном. Давно настало время поговорить с ним наедине. Эллиот видел, что от цветника Кон свернул влево. Значит, не к озеру и не к конюшням. Вскоре Эллиот понял, куда именно.

Эллиот поспешил к фамильной часовне, окруженной кладбищем, И у могилы Джонатана увидел Кона.

На мгновение он пожалел, что пришел. Не хотелось нарушать святую минуту. Но вскоре сожаление сменилось гневом. Если Кон любил Джонатана, то зачем же бессовестно его обманывал? Зачем обкрадывал и осквернял репутацию семьи? Не важно, что Джонатан ничего не понимал и не смог бы понять, даже если кто-то взял бы на себя труд объяснить. Суть дела заключалась вовсе не в этом.

За размышлениями удобный момент оказался упущенным: если он хотел незаметно исчезнуть, то теперь уже было поздно. Кон повернулся и посмотрел в упор. Он не улыбался. Рядом не было зрителей, которых стоило очаровывать.

— Неужели не достаточно того, Эллиот, что ты водворился в доме моего отца, брата, кузена и кузин, — заговорил он, — и командуешь в нем, как в своем собственном? Теперь явился даже на кладбище, к могилам?

— Я не ссорился с теми, кто здесь похоронен, — ответил Эллиот. — И к счастью для тебя, они не ссорились с тобой. Они мертвы. И все же твоя дерзость поражает: осмеливаешься стоять на этой святой земле. Если бы мертвые знали то, что известно мне, перевернулись бы в гробах.

— Считаешь себя судьей. — Кон хрипло рассмеялся. — Ты превратился в нудного ханжу, Эллиот. Раньше таким не был.

— Да, когда-то я не знал меры в разгуле, — согласился виконт. — Но никогда не поступал как негодяй и подлец. Никогда не терял чести.