— Возможно, счел место слишком мрачным.

— А может быть, — предположила Ванесса, — после кончины брата горе еще слишком свежо, чтобы делить его с теми, кто не знал мальчика. Мне жать, что не удалось познакомиться. Он действительно был таким милым, как рассказывал Константин?

— Да, — без колебаний подтвердил виконт. — Во многих отношениях он был обделен, да и выглядел иначе, чем обычные люди, но нам всем есть чему поучиться у таких, как Джонатан. Он был исполнен любви даже к тем, кто вел себя резко и нетерпеливо.

— А вы? — спросила Ванесса. — Вы проявляли резкость и нетерпение?

— С ним никогда, — уверенно ответил Эллиот. — Обычно, стоило мне приехать, как он сразу прятался, — я говорю о том времени, когда отец умер и мне пришлось стать опекуном. Иногда, если Джонатану удавалось сдержать смех, требовалось немало времени, чтобы его найти. Но мальчик приходил в такой восторг, что сердиться было просто невозможно. Тем более что подучил его Кон.

— Чтобы развлечь? — уточнила Ванесса. — Или чтобы вызвать раздражение у вас?

— Всегда последнее, — лаконично ответил виконт.

— Может быть, его обижало то обстоятельство, что опекуном оказались вы, а не он сам?

— Именно так.

—А нельзя было проявить чуткость и передать опеку ему, пусть даже и неофициально?

— Нельзя.

— О Господи. — Ванесса склонила голову и посмотрела осуждающе. — Вы и вправду жесткий, необщительный человек. И все же мне кажется, что вражда не имеет серьезных оснований. Но вы упорно требуете, чтобы соперник уехал из родного дома. Неужели не чувствуете ни капли сострадания?

— Миссис Дью, — виконт сжал руки за спиной и слегка наклонился к упрямой собеседнице, — жизнь не столь проста, как, судя по всему, кажется вам. Так, может быть, лучше воздержаться от советов хотя бы в тех делах, о которых вы ровным счетом ничего не знаете?

— Напротив, жизнь нередко оказывается даже проще, чем мы льстиво ее представляем, — заметила Ванесса. — Но если полагаете, что мне следует ограничиться собственными делами, то, пожалуй, я так и сделаю. Где похоронен мой прадед?

— Вон там.

Виконт повернулся и показал. Оба направились к могиле. Ванесса прочитала высеченное на надгробии цветистое восхваление заслуг покойного графа.

— Интересно, — задумчиво произнесла она, — что бы он сказал, увидев в своем поместье потомков отвергнутого сына и той женщины, которую так и не захотел принять.

— Жизнь непредсказуема, — загадочно произнес виконт.

— Все оказалось настолько тщетным, — продолжила Ванесса, — болезненные ссоры и конфликты, страдание и одиночество. И в итоге мы все равно здесь, но столько драгоценных лет потеряно даром!

Глаза наполнились грустью. В одном Кон, несомненно, прав: глаза действительно чудесные, даже когда не смеются.

— А где похоронен Джонатан?

Виконт подвел к самой свежей могиле. Надгробие выглядело безупречно чистым, трава вокруг была коротко подстрижена. Даже самый придирчивый глаз не заметил бы ни единого сорняка. Кто-то даже посадил ранние весенние цветы. Подснежники уже раскрыли свои хрупкие колокольчики, а крокус задиристо высовывал из земли листья-стрелки.

Кто-то не жалел усилий ради красоты. Наверное, Кон.

— Жаль, что мне не довелось знать мальчика, — тихо проговорила Ванесса. — Очень жаль. Думаю, я полюбила бы его.

— Относиться к нему иначе было невозможно, — заметил Эллиот.

— А на брата любовь не распространяется? — Ванесса повернулась и пронзила его острым взглядом. — Может быть, если бы вы нашли в себе силы засмеяться над попытками уколоть вас всякий раз, когда он подучивал Джонатана спрятаться, можно было бы повеселиться всем вместе и остаться друзьями? Может быть, вам просто недостает чувства юмора?

Нет, это уж слишком!

— Чувства юмора? — почти закричал виконт. — В выполнении самых серьезных обязательств? В общении с мошенником? В защите интересов невинного слабоумного мальчика? А также, полагаю, в общении с назойливой, бесцеремонной особой?

— Назойливая, бесцеремонная особа — это, конечно, я? — уточнила Ванесса. — Видите ли, просто не смогла позволить вам драться, даже не попытавшись остановить. Ну а сейчас всего лишь хотела подсказать способ сделать жизнь легче и счастливее. Константин хотя бы постоянно улыбается, несмотря на то что нередко улыбка выглядит насмешливой. А вы никогда не улыбаетесь. Если будете все время хмуриться, то скоро на лбу появятся некрасивые морщины.

— Улыбаться! — возмущенно повторил виконт. — Что ж, теперь, кажется, и я начинаю понимать величайший секрет жизненного успеха. Улыбайся, и все будет прекрасно, даже если ты последний мошенник. Да, мэм, немедленно начну улыбаться. Спасибо за совет.

И он улыбнулся.

Ванесса вновь склонила голову и пристально посмотрела.

— Нет, это не улыбка, — заключила она. — Скорее, злая гримаса. Сейчас вы похожи на волка. Правда, где-то я читала, что волки — самые нежные и заботливые звери. Но вы уже дважды назвали Константина мошенником. Всего лишь потому, что он пренебрегал вашим опекунством и учил Джонатана подшучивать над вами? Потому что проигнорировал ультиматум и остался здесь до нашего приезда? Мошенник — слишком сильное слово для характеристики подобных действий, не так ли?

— Желательно знать, мэм, чьим словам можно доверять, а чьим нельзя.

— Доверять, разумеется, следует вашим словам? — уточнила Ванесса. — Я должна на слово поверить, что кузен — мошенник? И следовательно, поставить под сомнение все, что говорит он? Но у меня нет причин верить вам и не верить ему, милорд. Предпочитаю собственные наблюдения и собственные выводы.

— Полагаю, нас давно ожидает завтрак, мэм, — сменил тему виконт. — Может быть, пора вернуться домой?

— Да, наверное, — вздохнула Ванесса. — Ах, Господи, я же без перчаток! — Она дотронулась до волос. — И без шляпы. И что только вы обо мне подумаете?

Эллиот тактично промолчал.

Итак, его заподозрили в отсутствии чувства юмора…

Неужели, спрашивал себя виконт, шагая по аллее старинного парка, секрет успеха в том, чтобы на каждом углу сыпать анекдотами и хохотать, словно гиена, даже если не смешно?

Неужели ради симпатии окружающих необходимо опуститься до такой степени, чтобы, подобно Кону, расточать фальшивое обаяние?

Эллиот задержался в Уоррен-Холле еще на три дня, а потом вернулся домой, в Финчли-Парк. Именно в это время он всерьез задумался о женитьбе на мисс Маргарет Хакстебл.

Сестры оказались воспитаны значительно лучше, чем виконт опасался поначалу, однако все равно отчаянно нуждались и в светской лакировке, и в соответствующих новому статусу знакомствах и связях. Причем нуждались немедленно, в этом же году, в ближайшем светском сезоне. Сезон должен начаться сразу после Пасхи.