Стоячие буры укрепляются на треножнике так, чтобы они могли бурить вертикально, но те, которые разрабатывают голову на двух подставках, соединены между собой болтами. На каждой такой подставке по три сверлильных машины, которые можно поворачивать по всем направлениям. Мы наблюдаем за одной, проделывающей дыру на отлогой поверхности. Сталь пробивается вперед, постукивая короткими, быстрыми ударами, из-под острия выскакивают искры; затем, по мере углубления, машина начинает работать все более и более замедленным темпом, пока отверстие не достигнет восемнадцати сантиметров. С наконечников осыпается белая сверкающая пыль; один из рабочих соскабливает и подает ее мне, это иней. Можно представить себе мое удивление. Но разговаривать внизу неудобно, а когда мы поднялись наверх, заведующий разъяснил нам, в чем дело.

– Буры работают под давлением сжатого большим числом атмосфер воздуха. При этом воздух у насосов настолько горяч, что если компрессоры не защищены водой, расплавляется их окраска. Настолько горяч воздух, что нельзя сразу допускать полного давления, приходится разделять его на две части и в промежутке подвергать охлаждению. Вы имели дело с велосипедным насосом? Он тоже вследствие давления становится настолько горячим, что едва можно дотронуться до цилиндра. Ну вот, прежде чем отправить сжатый воздух в туннель, мы должны его охладить, и мы пропускаем его по трубкам через охлажденные водой или воздухом цилиндры. Но если воздух при сжатии отдает тепло, понятно, что, расширяясь, он станет его поглощать, пока потеря не уравновесится. Тепло поглощается с такой силой, что всякого рода испарения вокруг затвердевают и осаждаются в виде инея у выходного отверстия. Если бы мы не принимали мер, весь инструмент мог бы замерзнуть.

Потом мы еще раз спустились посмотреть, как закладывают заряды в отверстия. Сначала заряжали клин. Динамитные патроны в бумажных трубочках были двадцати сантиметров длины и трех сантиметров в поперечнике. Рабочий берет палочку динамита или «пороха», так называют минеры всякого рода взрывчатые вещества, кладет ее в отверстие и деревянной затычкой прижимает к грунту. Бумажная оболочка разрывается, оттуда выдавливается стеклообразная масса и заполняет всю дыру. Так вставляются патроны один за другим. В один патрон рабочий втыкает деревянную палочку, устраивая дыру для затравки. Заложив затравку, он закрепляет ее двумя витками электрического провода, вдавливает в динамитную массу, прибавляет еще пару патронов и, наконец, затыкает отверстие патроном с песком. Клин требует особенно большого заряда, в каждое отверстие вкладывают от десяти до двенадцати патронов. Провода от затравок выходят из отверстий и соединяются с парой проводов, которые тянутся метров на 90 до крепкой дубовой защитной стены. Когда все готово, рабочие отходят за нее, а техник производит взрыв замыканием электрических проводов.

Управляющий находит, что нам не совсем безопасно здесь оставаться, и мы возвращаемся с ним к шахте. По дороге мы слышим неожиданный сильный треск, словно рядом с нами выстрелили из пистолета. Мы с Биллом подскакиваем, воображая, что это взорвался динамит, но управляющий смеется.

– Это треснул камень над нами, – объясняет он. – Вы не забывайте, что мы проходим через породы, которые образовались целые века тому назад и находятся под огромным давлением. Если мы вырезаем в этих породах большую дыру, нарушается равенство давлений и камень подается. При этом время от времени откалываются куски в несколько граммов, а то и сотни в две килограммов. Рабочие сильно трусили при первых обвалах и убегали, нагибая головы. Впоследствии камни падали так часто, и это грозило такой опасностью, что мы должны были что-нибудь предпринять для защиты рабочих. И, вы видите, мы провели под каменным сводом деревянную крышу, на которую и попадают неожиданные удары камней. Разве это не чудо природы, что сила, которая мечет эти каменные гранаты, создалась миллионы лет тому назад, когда горячая масса начинала остывать и скрепляться.

Добираемся до шахты и поднимаемся. Внезапный грохот и глухой гул: динамит сделал свое дело в каменных недрах. Как ни хотелось нам посмотреть на результаты, спуститься еще раз нам не разрешили.

– Разве вы не знаете, – говорит управляющий, – что взрывной газ ядовит?

– А как же рабочие, – спрашиваю я, – разве он для них не смертелен?

– Мы накачиваем туда воздух, чтобы рассеять газы. Через пять минут рабочие снова могут закладывать вспомогательные отверстия. А если вы туда спуститесь, получите отчаянную головную боль. Рабочие привычный народ, но даром даже им это не проходит. А кстати, вам стоило бы поглядеть, как хранят динамит в Нью-Йорке. Очень любопытно. Муниципальные власти не разрешают никому держать в городе сколько-нибудь значительное количество взрывчатых веществ, по крайней мере, в густо заселенных частях города. Но всякая шахта расходует ежедневно до трехсот пятидесяти килограммов динамита; для хранения такого большого количества устроили подземные склады в твердых породах. Когда вернетесь в город, сходите к моему приятелю Дугласу в шахту №13; он вам покажет один из этих складов и объяснит его устройство.

Шахта, которой заведовал Дуглас, была именно та самая, на которую мы натолкнулись еще раньше в парке. И клеть, бывшая предметом наших тогдашних наблюдений, спустила нас во главе с Дугласом на глубину в семьдесят пять метров. Пройдя метров тридцать от шахты, мы заметили в углу туннеля большую деревянную постройку с низким входом. Вход замыкался легкой наружной дверью, простой деревянной перегородкой, перевитой проволокой. За ней была очень толстая дверь, в данный момент наполовину открытая; чурбан внизу не позволял, открыть ее дальше. Дуглас провел нас через эту дверь в широкий коридор, высеченный в твердых каменных породах. Через несколько метров от двери коридор внезапно поворачивал налево, еще через несколько метров новый поворот, на этот раз направо, и через два-три шага мы попадаем в большую камеру с левой стороны. На каждом повороте коридора в противоположном углу выкопан ход, заканчивающийся тупиком. В камере четырех с половиной метров высоты, более чем девяти метров длины и восьми метров ширины находилось от пятнадцати до двадцати ящиков динамита; от случайного обвала камней сверху их защищала деревянная крыша.

– Вам случалось нюхать динамит? – спрашивает Дуглас, подняв палочку и сунув ее мне под нос.

Я испуганно отскочил.

– О, это вам не повредит, – успокоил он, – только если вы долго будете вдыхать его неприятный запах, у вас разболится голова. А вот если он взорвется!!

Дуглас делает паузу.

– Да? – спрашиваю я не без волнения.

– О, мы не думаем, что это случится, но с динамитом всегда приходится быть настороже. Он может воспламениться, если не будет достаточно свеж, от малейшей причины. Вам известно, что составные части динамита – желатин и нитроглицерин, и желатин крепко держит в себе нитроглицерин, как губка воду. Поднимется ли температура выше определенного градуса от жары, понизится ли температура от холода, или будет слишком много влажности – глицерин отделяется от желатина и собирается в пузырьки, крайне неустойчивые, способные взрываться почти без повода. Если разрядится вся эта неустойчивая масса, то волна взрыва ударит, прежде всего, в тупик по ту сторону камеры и разобьется о крепкий камень. Затем она двинется вправо вдоль по коридору и попадет во второй тупик, пролетит далее в правый угол и ударит в третий тупик, а когда достигнет выхода, сила будет уже настолько ослаблена, что удар в дверь будет совсем легким, не более пятисот килограммов. Рассказывается это долго, а делается в один миг, – и Дуглас щелкнул пальцами. – Дверь сильно хлопнет, ядовитые газы запрутся и выхода для них не будет. О силе динамита вы можете судить, если я вам скажу, что постоянное давление газа в камере до охлаждения около 15 килограммов на каждый квадратный сантиметр. Иными словами, взрывчатое вещество с объемом менее 400 кубических дециметров в твердом состоянии, обращаясь в газообразное, расширяется до пяти тысяч шестисот кубических метров. Когда газ достаточно охладится, мы сможем его изгнать сжатым воздухом. И этот порох будет выпущен в воздух без малейшего вреда для людей, за исключением заведующего складами; от него-то вряд ли что останется. Но нет никакой опасности для работающих вне склада, а пешеходы, прогуливающиеся на семьдесят пять метров выше нас, едва ли догадаются, что здесь что-нибудь случилось.