Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Всё время, пока Алла думала и смотрела в упор на Надю, последняя старательно отводила глаза. Ей было стыдно и неуютно под взглядом одноклассницы. Внутри, за грудиной, опять появилась тяжесть. Что-то сжалось до боли, и казалось, колотило в виски что есть силы.
Алла проследила за Надиным взглядом. «Ну конечно. Она заливает свое горе водкой. То-то Костя просил, чтобы со стола водку убрали, а я и не поняла зачем. Алкоголичка! Щас мы ей поможем», — красивые губы исказила злая ухмылка.
— Ладно, Надюха, хорош кукситься. Что было, то было, давай лучше выпьем.
Алла встала, и пока все были заняты друг другом, взяла с другого стола бутылку водки, на которую смотрела Надя, и быстро разлила по рюмкам.
— Давай, за встречу.
Девушки выпили. Алла заметила, как одноклассница выпила водку с жадностью, одним махом. «Ну всё, капут тебе…»
— Ты вообще как? — голос Аллы, казалось, был добрым и участливым.
— Ничего, а ты? — переспросила Надя тихо.
— Я? Вот с Богданом в одном университете учимся. Он — на юридическом, я — на инязе. А ты учишься?
— Нет…
— Ну да, ничего. Давай еще выпьем за то, чтобы ты поправилась.
Выпили. Алла сразу же налила по третьей.
— За любовь?
Но тут случилось непредвиденное. Богдан, рассказывая что-то друзьям, размахивал руками. Он, казалось, совершенно случайно подбил Надину руку, и рюмка с невыпитой водкой со стуком упала на пол.
— Ой, простите, я нечаянно.
— За нечаянно бьют отчаянно, — прошипела Алла и нагнулась, чтобы поднять рюмку с пола и налить снова, но неожиданно под столом, куда закатилась рюмка, увидела искажённое негодованием лицо Богдана.
— Если ты сейчас же не прекратишь это…
— То что будет?
— Посмотришь… дрянь ты, Алка.
— Это я дрянь? Я? — истерила она. — Это не я дрянь, Богданчик, а она! Это она, калека несчастная, влезает, как змея, между нами. Она тебе нужна? Да? Да? Ну и иди к ней… За ней как раз говно выносить некому…
Алла говорила громко и отчётливо.
— Ненавижу! — бросила, глядя в глаза бывшей подруге.
За столом стало тихо. Надя, бледная как мел, не смела пошевелиться. Ребята, переглянувшись, опустили глаза.
— Лерка, что-то мы давненько с тобой не танцевали, — обратился к своей девушке Саша, — а ну-ка, старушка, пойдем, потрясём костями.
Он подхватил девушку под руку и увёл на середину зала, где веселились остальные гости.
— Надь, ты не обращай на неё внимания.
Богдан понимал, что нужно как-то разрядить обстановку.
— Мне очень жаль, что я…. что я помешала вам сегодня…
— И ничего ты не помешала. С чего ты взяла? Алка умеет испортить людям настроение, ты уж мне поверь, она всегда была эгоистичной особой. Думал, что смогу изменить это, но, кажется, не судьба…
— Ну ты совсем дурой-то меня не считай… Ладно, я домой… Мне лекарства принять надо.
— Я отвезу тебя…
— Нет! — отрезала Надя. — Я сама…. И говно за мной выносить не надо, — добавила она очень тихо, — это я тоже сама делаю.
Но Богдан все равно услышал.
Твердый комок подкатил к его горлу, и впервые… впервые за всю его жизнь, если, конечно, не считать то время, когда он был маленьким, на глаза навернулись слёзы. Он сел за стол и, опрокинув в себя водку, не выпитую Аллой, задумался. Когда Саша и Валерия вернулись к столу, то Богдана там уже не было. А они, увлечённые друг другом, сразу же забыли и о девушке в инвалидном кресле, и о Богдане, и о скандальной Алле.
О них вообще все позабыли. Люди не любят горя. Нет, своё горе они частенько лелеют, иногда с удовольствием разделят с кем-нибудь, но чтоб взвалить на себя чужое? И, наверное, это правильно — защитная реакция организма. Или души?
Но сегодня ни красавица Валерия, ни её галантный партнёр Александр не собирались задумываться об этом. Они находились в стране, которая называется Любовью. А там, как известно, кроме двоих влюблённых, нет никого.
Надя за несколько минут долетела на коляске до своей комнаты. Въехав, захлопнула дверь. Сейчас она пожалела о том, что не поставила замок. Но ей всегда казалось, что в этом нет надобности. Воровать у неё нечего, а сама она никому не нужна. Она подпёрла дверь шваброй и схватилась за заветную бутылку.
«Нет, ничего у меня не получится. Я всем приношу одни только неприятности. Вот и Аллу с Богданом поссорила… А он… он такой красивый… Если бы она была здорова, то хотела бы, чтобы у неё был именно такой парень. Сильный, добрый, отзывчивый и умный. Будет ли когда-нибудь у неё свадьба? Она попыталась представить себя в подвенечном платье и фате и Богдана, такого же счастливого, как Вадим, в строгом чёрном костюме. Как он хорош! Она бы его очень любила. А так… Что же это вам всем так моё говно далось-то… Неужели своего мало? — злилась она. — Никого ни о чем не прошу, а они всё — «Говно, говно»… ещё вот так, перед всеми».
Надя вылила в кружку всю водку, что была в бутылке, и, не дыша, большими глотками, давясь и подавляя спазмы, выпила.
И ничего ей больше не нужно в этой жизни. Одним движением руки она смела на пол тарелки, стоящие стопочкой на столе. За тарелками последовала плитка. И читать она ничего больше не будет! Туда же полетели и книги. Вот так! Она будет пить и гулять. Гулять и пить! Больше ничего ей в жизни не остаётся. Вот так! Вот так! B ты туда же… голубой… кудрявый… «Раз я всем в тягость, то и зачем стараться… все равно… какой он нежный… красивый…» — уже сползая на пол с кресла, подумала девушка. И как только её голова коснулась пола, тут же впала в забытьё.
Душа, как тесто из кадушки, вывалилась из Надиного тела и распласталась мягким пластилином рядом с ней.
«Не-е-е-т, это что-то невероятное… Разве такое бывает… Разве можно меня так…»
Бедная, истерзанная, она была совершенно обессилена. Ей казалось, что она умирает.
«И ладно, пусть я лучше умру, чем переносить такие муки».
— Ничего у тебя не получится. Я тебе не позволю, — услышала Душа.
Она попыталась посмотреть, кто с ней разговаривает, но у неё не получилось. Всё вокруг кружилось, вертелось, шаталось и дёргалось.
Душа почувствовала лёгкое прикосновение чего-то прохладного.
«Ах…»
Она догадалась, что это Ангел Y, приставленный охранять Надю, помогал ей.
— Бедная ты моя…
— Вершители говорили мне, что жизнь у девочки будет тяжёлая, — с трудом пролепетала Душа, — но разве это — тяжёлая? Это же сущий Ад! Я не могу больше.