— Кажется, да, — ответила она. — Разве я вам не говорила? Он слывет одним из лучших специалистов, только сильно занят. — Она пожала плечами. — С классными экспертами всегда так. Если они не в Бордо, значит, в Калифорнии или Чили. Во всяком случае, его секретарша пообещала, что на той неделе он мне позвонит.

Они подошли к машине. Макс положил руку на сердце и с неотразимой, как он надеялся, улыбкой сказал:

— Натали, разрешите предложить идеальный вариант для завершения чудесного дня.

Она искоса, настороженно посмотрела на него. До сих пор он вел себя вполне цивилизованно, но кто знает, что у него на уме. На поверку англичане далеко не всегда такие, какими кажутся на первый взгляд. Она вопросительно подняла брови.

— Позвольте мне сесть за руль.

Это был третий приезд мистера Чена в Бордо, и с каждым разом город нравился ему все больше. Его неизменно пленяли элегантность и гармония зданий восемнадцатого века, рядом с которыми человек не чувствует себя букашкой; до чего же приятно смотреть на них после огромных башен из стекла и стали его родного Гонконга. Он любовался архитектурными и скульптурными шедеврами — площадью Биржи, эспланадой Кенконс, Гран-театром, фонтанами и статуями, — он упивался величавостью широкой, гладкой, медлительной Гаронны. Напоминая себе, что в жизни каждого мужчины должно быть место и для отдохновения, Чен начал ценить и другие, не столь широко рекламируемые достоинства Бордо — например, диковинно одетых молодых дам, фланирующих по глухим закоулкам старого города. Вообще говоря, мистер Чен уже подумывал о том, чтобы почаще сюда приезжать — хотя бы дважды в год.

Ему был свойствен азарт любознательного путешественника и, тщательно готовясь к очередной поездке, он среди прочего обнаружил, что именно в Бордо состоялся первый во Франции теннисный матч; что не кто-нибудь, а романист Франсуа Мориак придумал выражение "аристократы пробки", называя так французских, английских, ирландских, немецких и швейцарских грандов виноделия; что их самые первые погреба строились здесь, возле реки, на набережной Шартрон.

Именно тут, где улица Рамоне упирается в набережную Шартрон, мистер Чен велел водителю такси остановиться. Надо прогуляться, решил он, прохладный речной воздух освежит его и придаст новых сил для намеченных дел. С банком Чен уже договорился. Осторожно намекнул кое о чем клиентам. Теперь оставалось лишь надеяться, что цену запросят не умопомрачительную.

С набережной он свернул на Ксавье-Арнозан — широкую, обсаженную деревьями улицу с изящными домами — и увидел, что остальные участники уже съезжаются. Он ускорил шаг и догнал всю компанию у ничем не примечательной двери. В мягком полумраке вестибюля уже собралась небольшая группа людей азиатской наружности, в традиционных для бизнесменов темных костюмах и неброских галстуках; каждый из гостей кланялся, обменивался рукопожатием с хозяином — высоким французом в твидовом костюме отличного, явно лондонского пошива — и вручал ему визитную карточку. Общим для всех языком служил английский, с самыми разными акцентами. Предметом же общего интереса было вино.

— Это не заурядная дегустация, — объяснял француз. — Да вы, вероятно, уже и сами заметили кое-что необычное. — Он смолк, отбрасывая упавшую на лоб после бесчисленных поклонов седеющую прядь. — Как правило, дегустация лучших сортов бордо проходит sur place[88], там, где собран виноград. В нашем же — я бы сказал, уникальном — случае виноградник слишком мал, необходимых — вернее, вообще никаких — удобств нет. Ничего, кроме, разумеется, винограда. — Он оглядел сосредоточенные лица собравшихся и покачал головой: — Мы не можем пригласить вас даже в маленький château — его нет и не предвидится: слишком драгоценна та земля, чтобы возводить на ней здание из кирпича и бетона. Потому дегустация и проводится здесь, в Бордо.

Бизнесмены дружно, как по команде, закивали черноволосыми головами.

— А теперь, господа, прошу следовать за мной.

И он зашагал впереди процессии по узкому коридору, увешанному портретами сурового вида мужчин, черты лица которых скрывала пышная растительность, столь модная в девятнадцатом веке. Ухоженной рукой с отполированными ногтями француз повел в сторону полотен и с улыбкой пояснил:

— Знатные предки.

Бизнесмены дружно заулыбались в ответ.

Они пришли в дегустационный зал, маленький и плохо освещенный; большую часть пространства занимал длинный полированный стол красного дерева. На нем выстроились ряды сверкающих бокалов, серебряные подсвечники с горящими свечами и три открытые бутылки без этикеток, но с загадочными каракулями мелом по стеклу. На концах стола уже стояли изысканные медные crachoirs[89]— чтобы потом, в ходе дегустации, сплевывать туда вино.

Поправив манжеты рубашки, и без того выступавшие из рукавов ровно настолько, насколько надо, и стиснув на груди руки, француз слегка нахмурился, подчеркивая важность того, что он собирается сказать.

— Как вам всем известно, эта дегустация проводится исключительно по приглашениям, в наш узкий круг входят международные покупатели лишь высочайшего уровня, crème de la crème[90]. — Все присутствующие склонили головы, выражая признательность за комплимент. — Иначе говоря, только те, кто в состоянии оценить необычайные достоинства этого изумительного вина.

Словно по приказу глаза покупателей обратились к трем стоящим на столе бутылкам.

— Виноградник наш очень мал, — продолжал француз, — мы можем произвести шестьсот ящиков вина в год. Всего-навсего шестьсот ящиков, друзья мои. — Он вынул из кармана газетную вырезку. — Меньше, чем компания Галло производит в Калифорнии за одно утро. А теперь, после того как она приобрела еще и завод по производству мартини, — он выразительно потряс перед собравшимися вырезкой, — наверно, меньше, чем она производит еще до завтрака. Мы же предлагаем вам не более чем капельку из винного океана. Полагаю, нет нужды объяснять, что мы просто не можем себе позволить тратить ее на дилетантов и жаждущих даровой выпивки журналистов.

Покупатели, польщенные тем, что попали в столь избранное общество, засияли улыбками и снова закивали. Один из них поднял руку:

— Какова сейчас производительность предприятий Галло? У вас есть данные?

Француз сверился с вырезкой:

— Около шести миллионов ящиков в год.

— Вот как.

— Мы сталкиваемся с двумя существенными трудностями. Первая, как я уже говорил, состоит в том, что у нас нет château, вследствие чего наше вино не может претендовать на звонкое имя. И мы назвали его "Край земли"; так исстари называли тот виноградник, который не одно поколение назад наша семья спасла от запустения. Твердая вера в эту землю, многолетний бережный уход за лозами принесли свои плоды. Вино получилось несравненное. Вот тут-то мы и переходим ко второй трудности.