Снова повалилась дрыхнуть, не раздеваясь.

Утро началось около полудня, приехал Сыч.

— Ой как-кая мордашка, кто это тебя засосом осчастливил?

— Не твое дело.

— Где пропадаешь, Иванова?

— Работаю.

Он прошел в гостиную.

— Серьезная видать работа, раз так шуршат.

— Извини за беспорядок.

В отличие от директора музея Сыч среагировал на халатик, и еще как.

— Какие ножки, какая грудка. Не хочешь со мной… я заплачу.

— А как же Альма?

— Переживет.

— Ты тоже.

Он и не собирался настаивать.

— Ладно, к делу. Вот деньги. Где посуда?

— Бардак видишь?

— Что, все побили? Ай-яй-яй.

— Не все. Одна чашка разбилась. — Ладно, минус двести баксов.

— Мне понадобятся средства на ремонт. Минус сто пятьдесят.

— Задери халатик повыше, я полюбуюсь твоими стройными штучками, и сойдемся на ста пятидесяти.

Выше задирать было некуда, правда, я и не собиралась.

— А если заголюсь, то, может, накинешь тысячу-другую?

— А встанешь поудобнее, и сервиз оставлю.

У Сыча потекли слюни, надо было спасать положение. Сама доигралась.

— Пусть будет минус двести.

— Минус триста, минус четыреста. — Он стал приближаться с намерением сделать дело.

— Перестань, не порть бизнес.

— Одно другому не мешает.

Его руки тянулись к моим грудкам. Я уже мысленно отработала на нем серию ударов — еще пара сантиметров, и начнется. Так просто сдаваться не хотелось.

В дверь позвонили Я было обрадовалась, наивная дурочка.

— Никого нет дома, — прошептал он и, заткнув мне рот рукой, бросил меня на пол.

Я взвыла и пустила в ход зубы, ногти и колени. Атака удалась, но желание нападавшего и не думало улетучиваться Расцарапанная морда, для него это как приз.

Память на всю жизнь.

Тем временем гость продолжал звонить все настойчивее.

Я отмутузила его за волосы, врезала в бок, вырвалась и побежала к двери.

— Кирсан?!

— Да, я. Что там у тебя творится?

— Помоги!

Поняв, что дело дохлое, Сыч поостыл и приложил ладонь к щеке. Я его слегка окорябала, будет знать.

Открыла дверь Алмаеву.

— Ты кто такой? — начал Сыч. — Киргиз или чучмек?

Кирсан не среагировал.

— Это Сыч?

— Он самый.

— Заткнись, бля!

Рука Кирсана сделала какой-то едва уловимый жест в воздухе, и несостоявшийся владелец старинного сервиза стал куда более спокойно смотреть на вещи.

— О чем вы говорите?

Глаза мужчин встретились.

— Как о чем, — начал несвязно оправдываться Сыч. — Мне сделали больно.

— Наглец! — влезла я, но Кирсан остановил меня жестом.

Мне показалось, что у Сыча пропадает боль, как я узнала позже, это действительно было так.

— Ты не пра-ава, — вяло протянул мой противник, — я ничего не делал.

— Спать хочется? — поинтересовался Алмаев.

— Еще как.

Через несколько секунд Александр Иванович перестал что-либо соображать.

— Посади его в кресло, — своевременно попросил Алмаев, продолжая смотреть в глаза жертве, — иначе он сейчас рухнет на пол.

Теперь я могла наблюдать весь процесс выкачивания информации от начала до конца.

— Александр Иванович, вы меня слышите?

— Да.

— Как только вы очнетесь, вы забудете все, что было с вами сегодня, начиная с десяти часов.

Вам понятно?

— Да.

— Этот провал в памяти вас никогда не будет беспокоить и никак не отразится на вашей психике. Хорошо?

— Да.

— Скажите, когда Жукецкий отдал вам на реализацию будду?

— На прошлой неделе, в понедельник.

Ну да, ведь музей ограбили с субботы на воскресенье.

— Предлагал ли он еще что-нибудь?

— Да, какие-то золотые штуковины, я так и не понял, что это, — его голос стал резче. — Вообще, ходит ко мне со всякой херней!

— Успокойтесь, — Алмаев слегка коснулся темечка. — Когда он приходил?

— В четверг.

— Опишите, что это было.

— Две вещицы походили на карабинчики от спортивных сумок, только в несколько раз массивнее, а работа была тонкая.

— Почему не взяли?

— А кто это купит? Он просил за них как за изделие. Для обычного человека это лом.

Сыч даже в полубредовом состоянии оставался торгашом.

— К вам кто-нибудь приходил на той неделе или на этой?

— Да, заходили. Мудозвоны!

— Спокойно, спокойно. Кто? Что хотели?

— Интересовались буддой.

— Когда?

— Вчера днем.

— И что вы им ответили?

— Я сказал, что она у полковника Ежова.

— Вам угрожали?

— Да, но в конце заплатили и посоветовали молчать.

— Сколько?

— Тысячу долларов.

— Сколько их было?

— Пятеро.

— Как выглядели эти люди?

— Узкоглазые, желтые свиньи. Стадо свиней.

— Они называли друг друга по имени?

— Нет. Ни кличек, ни имен.

— Было в их речи что-нибудь необычное? Может, они говорили о том, что показалось вам странным?

— Не знаю, о чем они говорили. Со мной на русском общался только один, остальные говорили между собой на неизвестном мне языке.

Алмаев произнес какую-то фразу. Сыч вздрогнул во сне.

— Похоже?

— Да, да.

— Берите его под руки.

Мы отвезли его в центр города и посадили на лавочку.

— Прислушайтесь к себе. Слышите, как бьется ваше сердце?

— Нет, ничего не слышу.

Кирсан положил руку спящего на левую сторону груди.