то же время следует отметить, что все вышеперечисленные лица прошли школу французского, подлинного масонства, которое никогда не замыкалось в рамки чистой политики, всегда уделяло большое внимание вопросам культуры, филантропии, нравственного самосовершенствования.

Россияне, по тем или иным причинам проживавшие за границей, прежде всего во Франции, вступали в масонские ложи по различным причинам. М. А. Бакунин пытался использовать масонство для «дела», то есть революционно-анархического переворота. Друга М. А. Бакунина и А. И. Герцена Н. И. Сазонова, наоборот, привело в масонство разочарование в революционных действиях. Г. Н. Вырубов, Е. В. де Роберти вступили в орден вследствие своей глубокой интегрированности в западную культуру и жизнь. Г. Н. Вырубова, как и П. Н. Яблочкова, масонство привлекало поисками смысла жизни, путей морального самосовершенствования, высоким духовным потенциалом. Если первый из них был духовным наставником масонов круга М. М. Ковалевского, то второй – прежде всего «менеджером», заложившим практические основы русской масонской организации. У молодого Н. Н. Баженова превалировало, очевидно, любопытство, свойственное его любознательной натуре, заставлявшей его стремиться познать все новое. Позже масонство Баженова стало составным элементом его западничества, которое он неоднократно подчеркивал. В участии М. М. Ковалевского во французском масонстве можно выделить два периода. В 1888 г. его привели в ложу «Космос» полюбившиеся с юношеского возраста принципы свободы, равенства, братства, морально-интеллектуальные искания. Первые же трудности, связанные с функционированием ложи, с факторами бытового порядка, отдалили его от ордена. В начале XX в. возобновление масонской деятельности было вызвано идеями возрождения российского масонства сначала за рубежом, а впоследствии и на родине, использования его по примеру Франции для модернизации российской действительности. Ближайшее окружение М. М. Ковалевского вступало в братство под его мощным интеллектуальным и энергетическим воздействием, имея при этом свои собственные резоны и доводы, исходя из собственных теоретических и нравственных представлений, психологических особенностей натуры.

Обращает на себя внимание и то, что практически все россияне – адепты масонского ордена являлись высокоинтеллектуальными, талантливыми людьми, не нашедшими адекватного применения своих сил и способностей в своем отечестве. В то же время они приживались за границей, в западных условиях прежде всего вследствие соответствующей подготовки в детском и юношеском возрасте, глубокого восприятия западной культуры. Российские вольные каменщики находились в оппозиции существующему в стране политическому режиму, имели те или иные конфликты с Российским государством и отечественной бюрократией. Таким образом, масонство становилось для них, людей умеренных либеральных взглядов, вольно или невольно одной из форм проявления оппозиционности существующему государственному строю. Благодаря этому в масонстве россиян с самого зарождения выделялась мощная политическая струя, оно принимало более или менее ярко выраженную политическую окраску.

Начало первой русской революции ускорило реализацию планов М. М. Ковалевского по переносу масонства на русскую почву. Однако на практические рельсы дело организации масонских лож на территории России было поставлено только осенью 1906 г. По масонским правилам, ложа могла быть создана официально действующим орденом и группой вольных каменщиков, имеющих степень мастера. Образовывать ложу из имеющихся масонов «французского происхождения» было бессмысленно. Необходимо было создать базу, подготовить группу «профанов» – кандидатов. Вернувшись в Россию, Ковалевский начал активно вербовать в орден адептов. В апреле 1905 г. на съезде земцев он советовал П. Н. Милюкову не упустить благоприятной возможности использования «векового опыта масонства в организационной работе и в получении международной поддержки русскому либеральному движению»[138]. Примерно в это же время Ковалевский убеждал вступить в масонство И. В. Гессена. И тот и другой ответили отказом. Первый – очевидно, вследствие ориентации исключительно на политическую, партийную борьбу – рассматривал масонство как некую мистическую организацию. Второй – возможно, из-за отрицательного отношения к своему собеседнику и его облику. В своих воспоминаниях Гессен писал, что, едва успев поздороваться, Ковалевский, «добродушно разжиревший, с таким же жирным голосом», стал доказывать, что «только масонство может победить самодержавие». Автору воспоминаний Ковалевский напомнил «комиссионера, который является, чтобы сбыть продаваемый товар, и ничем не интересуется, ничего кругом не видит и занят только тем, чтобы товар свой показать лицом». Отрицательно оценивал Гессен и общественную деятельность Ковалевского, считая, что он «был вроде генерала на купеческих свадьбах», возглавляя массу всяких десятистепенных организаций[139].

Очевидно, дело с привлечением адептов шло туго, русской либеральной общественности в 1905–1906 гг. было не до масонства. Этим объясняется столь позднее начало практических работ по созданию отечественных лож. Определенная заминка произошла и у французских братьев. Во-первых, как видно из письма Н. Н. Баженова А. И. Сумбатову-Южину, во французском масонстве существовало соперничество между отдельными Послушаниями за влияние на русские дела[140]. Сомнения и разногласия по вопросу об опоре на тот или иной орден были и среди русских «детей вдовы», и «аспирантов»[141]. Это определялось видением путей развития российского «королевского искусства». Масонство Великой ложи Франции шотландского ритуала было ориентировано больше на внутреннюю работу по моральному самосовершенствованию, на культуртрегерство. Более социально ориентированный Великий Восток Франции интересовали общественно-политические вопросы и соответствующая деятельность. Наблюдалось и личное соперничество лидеров орденов. Соответствующие точки зрения на масонство были и у российских масонов. Причем, как показали дальнейшие события, большинство из масонов «французского происхождения» внутренне склонялись к варианту Великой ложи, но объективная ситуация в России и во французском масонстве привела к иному пути. В конце концов патенты на открытие масонских «работ» были получены от обоих орденов[142], но ставка была сделана на Великий Восток, что опять-таки является лишним доказательством изначальной большой политизированности отечественного масонства.

11 января 1906 г. М. М. Ковалевский на бланке масонского журнала «Акация» направил письмо в Великий Восток Франции, написанное от руки на французском языке, с просьбой о разрешении открыть от имени ордена масонские ложи в Москве или Петербурге. Следовательно, он не знал еще точно, где будут открыты мастерские, кто из кандидатов будет посвящен, и значительного контингента желающих вступить в масонство у него не было. Письмо было получено и зафиксировано в канцелярии Великого Востока от 13 января 1906 г. под входящим номером 766[143].

Создать же первую в XX в. масонскую ложу на территории России удалось только через 10 месяцев, что свидетельствует о сложности формирования контингента российского масонства. Протокол об учреждении на Востоке[144] Москвы ложи «Возрождение» помечен 15 ноября 1906 г. Она была образована уже известными нам лицами, вступившими во французское масонство. Руководителем ложи (на французском языке – Venerable, на русском – Досточтимый Мастер) стал масон с двадцатилетним стажем Н. Н. Баженов. Правда, нам не известно, участвовал ли он в масонском движении после своей инициации на рубеже 1884/85 гг. Должности Первого и Второго стража (ближайших помощников руководителя), а также оратора и секретаря заняли, соответственно, В. А. Маклаков, Е. В. Аничков, С. А. Котляревский, Вас. И. Немирович-Данченко. Кроме них, учредителями были обозначены также М. М. Ковалевский, Ю. С. Гамбаров, Е. В. де Роберти. Подписи последних двух лиц в протоколе отсутствуют[145].

Руководитель московского масонства