— И я знаю, что презерватив порвался. Почему, черт возьми, меня потянуло на воздух, как ты думаешь?

Он испытывал отвращение при мысли, что в один прекрасный день может столкнуться именно с подобной ситуацией.

— Ты знал?! — Голос Марты зазвенел от шока. — Но ты даже ничего не сказал — просто ушел и все!

— Мне нечем гордиться, — признался Карлос. — Все должно было быть не так. Но я уже сказал: я думал, что ты все еще будешь там, когда я вернусь. Надеялся, что мы сможем поговорить.

— И что тогда? Ты стал бы на колени и попросил меня не беспокоиться, потому что, если я забеременею, ты будешь со мной? Нет, вряд ли, — добавила она, увидев, как потемнели его глаза. — Разумеется, нет.

Карлос резко остановился, словно натолкнувшись на преграду. Никогда еще он не казался таким высоким, внушительным, темным. Никогда еще Марта так остро не ощущала его мужественную мощь. Он был отцом ее ребенка.

— Нет. Но я собирался сесть и поговорить — решить, что делать, если у нашей ошибки возникнут последствия.

Великолепно. Она заботилась о ребенке, их ребенке, когда говорила Карлосу о беременности. А он… он определил это уничижительными терминами: «последствия» и «ошибки».

— Ну, вот последствия и возникли. — Марте не хотелось демонстрировать фальшивую легкость в голосе, но это было единственным способом удержать бушевавшую в ней бурю эмоций.

— Это точно? Ты и правда беременна? — спросил Карлос.

— Точно. Четыре месяца три дня и… — она посмотрела на часы, едва разглядев стрелки — слезы застилали глаза, — пять часов. Плюс-минус смена часовых поясов. Это твой ребенок, Карлос, — добавила Марта, неожиданно испугавшись, что он может ей не поверить. В конце концов, у нее не было никаких доказательств.

— У тебя никого больше не было?

— Никого! — Негодование добавило силы в ее голос. — Думаешь, после тебя сразу выстроилась целая очередь? Ты шутишь?! После предательства Гэвина, после того, как ты себя повел, я чувствовала, что сыта всем этим по горло.

— Не надо ставить меня в один ряд с тем ублюдком. Я не лжец и не предатель. И знаю, что ты была девственницей до нашей встречи.

«В наказание за мои грехи…»

— Я мог бы попросить тебя сделать тест, — глухо произнес Карлос.

— Мог бы, — согласилась Марта. Этого, по крайней мере, она ожидала. — И я бы его сделала. Мне нечего скрывать.

Его зеленые глаза встретились с ее серыми, желая проникнуть вглубь, чтобы достигнуть ее сердца и узнать правду. Она не знала, что именно могло убедить Карлоса. Через мгновение он коротко кивнул:

— Я верю тебе. Ты не могла бы говорить так уверенно, если бы лгала. Вижу это по твоему лицу. Итак, есть ребенок — мой ребенок, — и ты хотела разыскать меня для того, чтобы…

— Сказать тебе. Только и всего. — Марта до сих пор чувствовала себя слегка обескураженной. Карлос так легко поверил ей. Она ожидала борьбы, и теперь возникло странное ощущение, будто она оказалась в вакууме. — Ты имеешь право знать.

Он озадаченно нахмурился:

— А потом. Потом чего ты от меня ожидала?

— Ничего.

Марта действительно ничего от него не ожидала. Может, надеялась на что-то. Когда Карлос приехал в Эль-Сьело, она разрешила себе немного помечтать. Чуть-чуть. Но он не выказывал никаких знаков, которые подпитали бы эту надежду. В его глазах по-прежнему был чувственный жар, но… ничего больше.

— И ты думаешь, я этому поверю?

— А почему нет, Карлос? Потому что девственницы легко привязываются? Я, во всяком случае, не такая. Я приехала только сказать, что мы вместе сотворили новую жизнь. Жизнь, которую я буду любить и о которой буду заботиться. Если захочешь стать частью этого, тогда мы что-нибудь придумаем. Если нет — это будет твой выбор.

— Я решил. Тебе нужно сделать тест. — Внезапная жесткость его тона поразила Марту.

— Конечно, — ответила она, стараясь не показать своего разочарования. Разумеется, Карлосу было нелегко доверять ей. Чего еще она могла ожидать? — Ты хочешь быть абсолютно уверен… — Она не договорила, заметив, как он покачал головой.

— Нет. — Ответ был кратким. — Я хочу, чтобы малыш с самого начала знал, кто его настоящий отец. Тогда у него не возникнет никаких сомнений. Никакого страха неожиданного открытия, которое могло бы разрушить его жизнь, забрать все, во что он или она будет верить.

Как случилось с ним. Этого Карлос не сказал. Но и так было ясно, что он имел в виду. И, вспомнив, как он посмотрел на Хавьера, сидевшего в инвалидном кресле, Марта снова почувствовала, как к ее глазам подступают слезы, но уже совсем по другой причине.

— А потом мы поженимся, — добавил Карлос.

Это прозвучало как бы между прочим. Марта даже не была уверена, что не ослышалась. И в то же время тон был жестким. Карлос не дал ей возможности возразить.

Марта не думала о подобном решении проблемы. Не за этим она приехала сюда, не ради брака искала Карлоса. Его предложение никак не вязалось с его словами о том, что девственницы легко привязываются. У них же звезды в глазах, и их обуревают мечты о прекрасном принце и счастье до конца жизни. Марта все понимала. Она ехала сюда, не надеясь на счастье до конца жизни. И Карлос никогда не был прекрасным принцем. Принц же всегда влюблен в принцессу.

А после неудачной помолвки с Гэвином у Марты не возникало никакого желания вступать в брак, основанный на расчете, а не на сердечном влечении и любви.

Она сделала глубокий вдох.

— Этого не будет, — сказала она и с удовлетворением услышала, что голос ее прозвучал ровно.

— Почему не будет? — Если раньше в Карлосе чувствовалась какая-то странная неподвижность, то теперь он словно окаменел.

— Никакой свадьбы, — категорично заявила Марта.

— Никакой свадьбы? — изумленно переспросил Карлос.

В этих двух словах было все: недоумение, неприятие, злость, упрямство, а также скептицизм, вызванный сомнением, что Марта может сопротивляться его решению и отказаться следовать за ним по той дороге, которую он избрал.

— Нет… — повторила она, но вдруг силы покинули ее, и дальнейшее прозвучало неуверенно. — Не будет…

— Почему, черт возьми? — Теперь его голос звучал еще жестче, еще яростнее.

— Потому… потому…

О боже! Что она могла сказать Карлосу, не коснувшись при этом темы прекрасных принцев, звездных дворцов, бесплодных мечтаний и счастья до скончания века? Все ее аргументы зиждились на одном понятии — любви. Только это чувство могло заставить Марту согласиться.

— Поскольку ты выросла в неполной семье, я подумал, что тебе хотелось бы, чтобы у твоего ребенка были и мать, и отец…