Гарольд беспокойно замычал, но тетя Гарриет поддержала Майлза:

– Думаю, ты прав, Майлз. Будет вполне справедливо, если ты узнаешь, что Розалинда больна гораздо серьезнее, чем мы думали. Сегодня днем я говорила с Гарольдом, и мы решили, что будет правильно, если все остальные узнают правду. – Всеобщее внимание было приковано к ней.

– В последние несколько лет она не видела ничего, кроме работы. Боюсь, это повлекло за собой негативные последствия. Когда она вернулась из Франции, у нее был нервный срыв – не слишком серьезный, но вполне достаточный для того, чтобы ей потребовался отдых. К сожалению, в ближайшие недели и речи быть не может о том, чтобы она снова снималась в кино.

– Понимаю. – Майлз поставил свой бокал с вином. – И это вызвано исключительно переутомлением?

– Разумеется.

– А она, случайно, не получала анонимных писем? – Майлз в задумчивости барабанил пальцами по столу.

– Я же сказал, старина… – начал Гарольд, но тетя Гарриет резко перебила его:

– А почему ты спрашиваешь?

– Очень жаль, что вы не сказали мне, если это так, – ответил Майлз, откинувшись на спинку стула. – В нашем мире это обычное явление. Мариса Клаверинг несколько месяцев получала анонимки, а Данелла Сент-Джон получает до сих пор.

– Ты хочешь сказать, что Розалинда не одна такая? – недоверчиво уточнил Гарольд.

– Ну да. Это в порядке вещей. И безусловно, люди, получающие анонимные письма, не бросают все дела и не зацикливаются на них. Это просто гадость, в них ни слова правды. Клаверинги наняли частных детективов, и письма вскоре прекратились. – То есть они узнали, кто их посылал?

– Нет, но когда стало ясно, что они могут выйти на след, письма перестали приходить. Мой тебе совет – отдай их частному детективу. Уверен, ты можешь нанять самого лучшего. Это быстро положит конец всяким преследованиям.

– Все их получают… Невероятно, э-э? – Гарольд вдруг успокоился. – Нужно поскорее пойти и сказать Розалинде…

– Не сейчас, Гарольд, – остановила его тетя Гарриет, положив руку ему на локоть. – Она крепко спит. Подожди до утра.

Сломленный, Гарольд снова опустился на стул, и показалось невероятным, что мы все собрались здесь только благодаря его богатству. Ради Розалинды он ничего не жалел.

– Значит, вот из-за чего вся эта суета, – равнодушно заметил Фил.

– Она прошла через ад, – осадила его Мэри несвойственным ей резким тоном. – Я иногда думаю, Фил, есть ли у тебя вообще какие-нибудь чувства?

– О, есть. Поверь мне, есть. – Он в упор посмотрел на меня.

– Что ж, Гарольд, я думаю, наши неприятности позади. – Майлз налил себе еще бокал вина. – Могу пообещать тебе, что писем больше не будет ни одного, когда автор узнает, что ты намерен его разоблачить.

– Я думала, что анонимные письма обычно пишут женщины, – вставила Мэри.

– Тогда, значит, ее, – охотно поправил себя Майлз.

– Все не так просто, – снова разволновался Гарольд. – Розалинда бросила все письма в огонь.

– Что ж, неплохое место для них, – с горячностью заметил Том.

– Ничего страшного, – улыбнулся Майлз. – Сами по себе письма не так уж важны. Кто бы их ни писал, он не знает, что Розалинда их уничтожила, а кроме того, я сомневаюсь, что твой детектив разыщет виновного. Клаверинги не нашли. Но заявить о письмах в открытую и дать знать ему или ей, что вы больше не боитесь, – значит обезоружить этого сочинителя. Его просто надо поднять на смех.

– По-видимому, ты хорошо знаком со способами портить жизнь писакам, – неприязненно заметил Фил, и это был единственный раз за весь вечер, когда он заговорил с Майлзом.

– Ну да, – засмеялся Майлз. – Розалинда уже третья из моих знакомых. Я только проклинаю собственную глупость, мне давно следовало догадаться, в чем дело.

– Слава Богу, – искренне обрадовался Гарольд. – Я с самого начала говорил ей, что нужно обратиться в полицию, но Розалинда и слышать об этом не хотела.

– Я не удивляюсь. Подумай, какой резонанс это может вызвать. Одной мысли об этом достаточно, чтобы напугать человека с таким характером, как у Розалинды.

– Но, по-моему, ты только что сказал, что Гарольду следует нанять частного детектива и в открытую объявить о письмах. Если он так поступит, то все непременно просочится в прессу, – возразила я.

– Это не совсем то же самое, что полицейское расследование. А кроме того, когда я говорил, что нужно откровенно сказать о них, я вовсе не имел в виду устраивать пресс-конференцию. Отправитель и без этого все очень скоро узнает. – Видя, что я сбита с толку, он продолжал:

– Я не знаю, что было в письмах, которые получала Розалинда, но знаю, что было в тех, которые приходили Марисе и Данелле. Тот, кто их писал, был достаточно хорошо знаком с адресатами, чтобы среди всякого мусора вставить частицы правды. Сочинитель – кто-то из мира кино, кто хорошо с ними знаком. Просто оповести своих друзей, Гарольд, и этого будет достаточно.

– Моих друзей! Опомнись, Майлз! Неужели ты хотя бы на минуту мог подумать, что кто-то из моих друзей или из друзей Розалинды способен на такую мерзость?

– Я читала совсем другое о письмах с угрозами, – задумчиво протянула Мэри. – Они почти всегда написаны кем-то близким.

– До чего отвратительно. – Том заметно побледнел.

– Думаю, не стоит больше говорить об этом, – объявила тетя Гарриет, начиная разливать кофе. – То, что сказал Майлз, успокоило нас и поддержит Розалинду. Узнав, что она не единственная жертва и что Мариса и Данелла тоже получали такие письма, Роуз взглянет на ситуацию с другой точки зрения. Остается только сожалеть, что с самого начала кому-то пришла в голову больная мысль посылать их. – Решительно положив конец этой теме, она направилась в большую гостиную.

Никто надолго не задержался. Гарольду не терпелось вернуться к Розалинде, хотя тетя Гарриет взяла с него обещание, что он не станет ее будить, чтобы сообщить новость, а подождет до утра.

Мэри вцепилась в руку Тома, как влюбленная школьница, Фил горел желанием поскорее вернуться к своему роялю, и только Майлз, по-видимому, готов был остаться, чтобы насладиться большим бокалом бренди и сигарой. Мы оставили его с тетей Гарриет, которая, казалось, была не прочь побеседовать с ним, и молча пошли на виллу Фила, при свете поднимающейся луны ступая по мягким сосновым иголкам.

– Ну как, ты не передумала послушать новое произведение Тома Кэллоуэя?

– Нет, конечно, нет. Не могу придумать ничего более приятного. Ты играл его пьесу на своем последнем концерте, да?

– Да. Этот человек – гений. Ты только послушай.

Я с готовностью устроилась на одной из больших подушек, а Фил сел к роялю. Я не была достаточно компетентна, чтобы судить, гений Том Кэллоуэй или нет, но, на мой вкус, его музыка была слишком резкой, и я с трудом улавливала основную мелодию. Я охотнее послушала бы Шопена или Листа, но не собиралась признаваться в этом Филу. А кроме того, мои мысли были полностью заняты Джонатаном. Завтра. Всего через несколько часов. Я чувствовала вкус его губ, ощущала прикосновение его рук к своему телу и физическую боль желания.