– Тебе не обязательно делать это, Брук. Я могу отправить его почтой.

– Не проблема, Дилан. Я знаю, где живет Рене.

– В получасе езды от города.

– Послушай, я не поклонница Рене, но если нужно быстро получить деньги для ребятишек, мне несложно опустить чек в ее почтовый ящик. Таким образом, она получит их раньше.

Дилан потер ладонью подбородок:

– Ее дочь нуждается в коррекционной операции на глазу. Она в панике из-за этого.

– Ты делаешь доброе дело.

Он делал это не ради похвал, и никто, кроме сестры, об этом не знал. Рене была частью его прошлого. Бывший друг и возлюбленная. И она нуждалась в помощи. Разве это не лицемерие – помогать другим обездоленным, а не той, которую он знает лично? Почему не протянуть ей руку?

– У тебя большое сердце, – улыбнулась сестра.

– Я могу себе это позволить.

– Да, но она тяжко тебя ранила, а я не прощаю так легко, как ты.

– Я очень долго не прощал ее.

– Но все же простил. Она причинила тебе много боли. Это было предательство самого худшего сорта.

– Теперь я вряд ли стану плакать об этом.

Но он потерял веру в людей и любовь, и теперь ему трудно было кому-то довериться. Со времени последнего счастливого дня с Рене он больше ни к одной женщине ничего не испытывал.

Но тут перед глазами появилось лицо Эммы. Ему всегда нравилась она, кроме того, она – мать его ребенка. Если он начнет с ней встречаться, это станет средством к достижению цели. Он собирается жениться на ней и дать ребенку свое имя. По крайней мере, ей он доверяет. Как другу.

Брук сунула конверт в огромную парусиновую сумку-торбу.

– Пойдем сожжем несколько калорий.

Час спустя она пила холодную воду из бутылки. Полотенце висело на шее.

– Вдохновляюще, как всегда, – заявила Брук, глядя в окна, за которыми плыли низкие облака, начинающие постепенно подниматься. Скоро небо будет синим и безоблачным.

Дилан положил на пол штангу и промокнул лицо полотенцем.

– Все не так плохо.

– Готов поговорить со мной об Эмме?

– Эмме?

Он уселся на скамью, вытянул ноги и осушил половину бутылки одним глотком.

– Что насчет Эммы?

Брук шлепнула его полотенцем и ухмыльнулась, чем заставила его тоже улыбнуться.

– Ну.

Она села рядом с ним:

– Что происходит между вами?

– Вечно суешь свой нос в чужие дела, верно?

– Я тревожусь. Потому что люблю вас обоих.

Дилан вспомнил последнюю ночь, когда был с Эммой, и поразительную страсть, с которой она ему отвечала. Он допустил вольности, но ничего такого, чего она бы не хотела. И ощущение ее кожи, такой атласно-мягкой, вкуса губ и роскошного тела заставляло его много раз вспоминать о ней.

– Я просил ее переехать ко мне, Брук. Она отказалась.

– Трудно ее винить, – вздохнула Брук. – Ей тоже нелегко. И ты знаешь ее историю. Она…

– Упряма?

– Скорее независима. И если ты знаменитость, это еще не значит, что каждая женщина на планете хочет с тобой жить.

Я не прошу об этом каждую женщину на планете, Брук. Я прошу об этом женщину, которая носит моего ребенка.

– Знаю. – Брук смягчилась. – Дай Эмме немного времени, братец.

– Я не давлю на нее.

– Разве?

– Мы встречаемся.

– Правда? – рассмеялась она. – То есть цветы, конфеты и молочные коктейли?

Иногда сестра может быть настоящим чирьем в заднице!

– Молочные коктейли. Об этом я не подумал. Кроме того, сестрица, разве не то же самое ты делаешь с Ройсом?

На раскрасневшемся лице Брук снова мелькнула улыбка.

– Мы с Ройсом люди куда более утонченные. Ходим на выставки, книжные фестивали и…

– Интеллектуалы, верно?

– Пока что да. Мы все еще на стадии узнавания друг друга.

– Вот и хорошо, не торопитесь.

– И это говорит человек, просивший женщину, с которой никогда не встречался, переехать к нему.

– Ты забываешь, что мы…

– Сделали ребенка? Ну, поскольку ни ты, ни она почти ничего не помните о той ночи, скажу одно: хорошо, что вы начали со свиданий. МЕД-ЛЕН-НО и упорно. Именно это помогает выиграть гонку.

Но Дилан не собирался двигаться медленно. Ни за что. Только Брук не обязательно это знать. Она вечно стремится защищать Эмму, и ему это нравится. Брук предана друзьям, но на этот раз на карту поставлено слишком многое, чтобы Дилан согласился отступить. Он не даст Эмме шанса убежать от страха или разыгрывать независимую феминистку. Не хочет, чтобы его сын рос без отца!

У него есть средства добиться хорошей жизни для Эммы и ребенка. И чем скорее она поймет это, тем лучше.

Эмма бросила в рот зернышко попкорна и откинулась на спинку бордового кожаного кресла, одного из двадцати в личной просмотровой комнате Дилана.

– Должна признать, когда ты сказал, что ведешь меня в кино, я гадала, как у тебя это получится. Не можешь же ты просто войти в кинотеатр так, чтобы тебя не заметили.

– Боюсь, все зависит от места действия. Жизнь для меня изменилась, но я не из тех, кто жалуется на судьбу. Я знал, на что шел, когда стал актером. Если мне повезло добиться успеха, я не собираюсь плакать из-за того, что никуда не могу пойти незаметно. Я лицо узнаваемое, так что пришлось кое-что поменять в жизни.

– Вроде невозможности войти в бакалейную лавку, или путешествовать инкогнито, или любоваться магазинными витринами?

– Или повести девушку в кино.

Эмма рассмеялась:

– Но ты прекрасно приспособился.

– Рад, что ты так считаешь. Итак, какой фильм ты предпочитаешь? Драму, триллер, вестерн, комедию, мелодраму?

Я в твоих руках. Тебе решать. Ты у нас ценитель фильмов.

Дилан выбрал фильм о взрослении мальчика, номинированный на «Оскар», и уселся рядом с Эммой. На пристенном столике стояли мисочки с шоколадками, кислым жевательным мармеладом и кешью. Рядом с ее стулом в специальном держателе находилась голубая бутылочка воды за баснословную цену.

– Все в порядке?

Она кивнула:

– Я готова, если готов ты.

Дилан нажал кнопку пульта, и верхнее освещение погасло. Экран, наоборот, осветился. Они ели попкорн из одного пакета, и к тому времени, когда добрались до дна, глаза ее были полны слез, а несколько капелек ползло по щекам, настолько трогательным показался фильм: описание сердечных радостей семейной жизни, борьба, минуты счастья и все остальное.