На кухне Брюнов имелось, на взгляд Алёны, два истинных сокровища: старая газовая плита (года эдак примерно шестидесятого) и старинные (века примерно девятнадцатого) противни. Они напоминали лотки – толстостенные, глиняные, обливные – и в сочетании с неистовым жаром старой газовой духовки делали с тестом что-то невероятное. Любые приевшиеся, надоевшие рецепты, которые применяла Алёна, в той печи и в тех противнях давали сказочный и совершенно новый результат. Особенно волшебным получился сметайный сырный пирог, который Алёна в понедельник сымпровизировала потому, что захотелось чего-то особенного на обед, да и хлеб кончился, а буланжье-булочник с его уникальным набором вкусностей в понедельник брал выходной. Со вчерашнего ужина осталось немного зеленой стручковой вареной фасоли и один стейк-аше (что-то вроде большой плоской круглой говяжьей котлеты), который не захотели есть девчонки, поскольку перебили аппетит печеными яблоками. Имелся также подзасохший кусок какого-то столового сыра и аккуратненький батончик – граммов двести пятьдесят – мягкого, ароматного fromage de chèvre, то есть козьего сыра. Еще были в наличии пучок петрушки, примерно пол-литра сметаны, ну и, само собой, мука. Алёна вылила сметану в миску (тоже глиняную, тяжелую, обливную, как противень), мелко-мелко порезала зеленую фасоль и петрушку, раскрошила стейк-аше, накромсала большую часть твердого сыра, разбила одно яйцо, посолила, высыпала также порошок– разрыхлитель и наконец насыпала муки – немного, так, чтобы получилось рыхлое, негустое тесто – чуть гуще, чем делают для оладий. Вылила все в противень и загрузила его в раскаленную (градусов 250, не меньше) духовку. Когда поверхность самую малость подрумянилась, Алёна достала пирог и в его раскаленную, еще сыроватую мякоть вогнала нарезанный на пластинки козий сыр. Потом посыпала его сверху остатками старого сыра, который успела натереть, и отправила в духовку еще на пять минут. Алёна знала – и в обычном тонком непригарном противне получилось бы вкусно, но мулянская печка и мулянские противни результат дали совершенно фантастический. Пирог воистину таял во рту, издавая нежнейший аромат козьего сыра. Все семейство поглощало Аленину стряпню с придыханием и косилось на противень – осталось ли еще?

Именно с таким пирогом Алёна явилась на аперитив к Жоффрею и была встречена натурально бурей восторга: ее пироги все помнили по прошлым аперитивчикам. К тому же старенькая Жоффреева матушка, мадам Мадлен, взялась испечь в качестве основного блюда свои фирменные заварнушки с ветчиной – и забыла выключить вовремя печку. В общем, сожгла их все, что обнаружилось вот только сейчас, когда гости уже начали собираться.

То есть Алёнин пирог оказался весьма актуален, и ему немедленно воздали должное. Все воздали. И хозяева, и крестоносец Манфред, и еще несколько соседей. Некоторых Алёна не знала: кое-кто был даже не из Муляна, а приехал из Самбура и Френа, ближних деревень. Их познакомили, при словах «наша русская гостья» бургундцы делали большие вежливые глаза, а Алёна старалась запомнить имена: толстый, отечный дядька в очках вроде бы Доминик, а тощая курносая тетка – Паскаль, коротконогий загорелый – Виктор, а второй – Томб, тощенькая дама, похожая на козочку, зовется Даниэль… Мулянских-то соседей Алёна знала по предыдущим аперитивчикам.

Разумеется, сама Алёна пирога не ела – чтобы другим больше досталось. Рядом с ней стояло блюдо с овощами: маленькие белоснежные шампиньоны, оливки и маслины, разобранная на кочанчики цветная капуста (ее, кстати, тоже можно есть сырой, как и шампиньоны) – и несколько соусников, а также баночка с дижонской горчицей. Экспериментируя с соусами, Алёна знай отправляла в рот шампиньончик за шампиньончиком, запивала их ратафьей – и чувствовала себя совершенно счастливой. С каждым глотком, что характерно, она становилась все счастливей и счастливей…

– Вы, я вижу, любите грибы? Позвольте, я вот тут ухвачу, с краешку…

Это Манфред ткнул зубочисткой в один из немногих оставшихся шампиньонов. Алёна бесшабашно улыбнулась, а сама подумала, что его вроде бы невинное замечание можно воспринять как укол: мол, я вижу, вы их так любите, что съели уже непомерно много, другим не достанется. И она вспомнила, что в восьмисотый раз собиралась начать худеть. Начать надо с того, что после шести вечера не есть. И вообще – диета, диета! Но ведь всем известно, что легче сесть на шпагат, чем на диету. Вот она и тянула, как могла. Неужели слова Манфреда следует счесть за намек: мол, пора браться за свою фигуру прямо сейчас?! Или у нее уже паранойя? Не исключено. Да, пожалуй, что так…

Люблю, – кивнула Алёна, решив не давать паранойе воли и не обижаться. – Просто обожаю шампиньоны. Особенно такие: свеженькие, крепенькие. В таких не видела в магазине. Наверное, в лесу собраны? Или в саду? Ну, я хочу сказать, они необычайно естественные какие-то. Не на гидропонике какой-нибудь выращены, а на живой земле, насыщенной лесной прелью, пропитанной ароматами жизни…

– Ах, как поэтично! – восхитился оказавшийся рядом Жоффрей. – Но должен вас огорчить. Шампиньоны мы покупаем у Доминика. – И он указал на толстого отечного дядьку, который весь вечер невероятно внимательно пялился на экран телевизора почти с выключенным звуком. Доминик смотрел так внимательно, словно пытался прочесть неслышные слова по губам дикторов.

«Видимо, у него дома телевизора нет, вот он и отрывается в гостях», – сочувственно подумала Алёна.

– Но он их тоже не в лесу собирает, у него в Самбуре есть небольшая шампиньонница. Только для своих, так сказать. Доминик! – окликнул Жоффрей. – Я рассказываю Элен о твоей шампиньоннице.

– Я слышу, – отозвался Доминик, кивая своей очень большой и очень круглой лысой головой. Голос у него оказался неожиданно тонкий, но, впрочем, весьма приятный. – Я все слышу. И должен сказать, мадам, что хорошие шампиньоны на гидропонике не вырастут. В качестве почвы я использую особый субстрат. Он состоит из специально подготовленного компоста, в который входят навоз, куриный помет, органические наполнители (солома, кукурузные кочерыжки, ботва растений и так далее) и минеральные добавки.

Алёна быстро моргнула и чуть изменила направление своей зубочистки. Сначала та была нацелена в один из последних шампиньончиков, а теперь ткнулась в оливку. Алёна прожевала кислосоленую оливку, глотнула еще ратафьи и подумала, что, пожалуй, наелась грибов. Надолго. Даже очень надолго!

– А в лесу мы вообще не собираем грибы, – продолжал своим приятным голосом Доминик. – Видите ли, солнечный свет отрицательно влияет на развитие шампиньонов. Под его воздействием сохнет почва, и в грибе начинают развиваться вредители. Он гниет, гниение передается грибнице… Я думаю, сейчас в наших лесах натуральных шампиньонов просто не найдешь. Грибницы выродились! Так, набредешь на какую-нибудь гниленькую мелочь…

Он пренебрежительно махнул рукой.

– А я вчера или позавчера, не припомню точно, видела настоящий живой шампиньон. Да какой огромный! – упрямо возразила Алёна, которая не могла простить Доминику того дискомфорта в желудке, который воцарился там при упоминании о кукурузных кочерыжках и курином помете. – Просто рекордсмен! Жаль, что трава была сырая, я не захотела кроссовки промочить. А велико было искушение добраться до него и съесть прямо тут же. Он был тако-ой, что им одним, наверное, можно было наесться.