— А что, господин Сыромятников такие меха купит?

— Он обычно своих приказчиков отправляет закупать рухлядь в северные поселки. Но и при магазине у него закупочная контора имеется. Я полагаю, что хотя бы те же полтора рубля деду там точно заплатят.

Я кивнула и выбралась из-за стола, чтобы подойти к загрустившему продавцу пушнины.

— Дедушка, — сказала я ему вполголоса, — вы не продавайте здесь свои соболя. Вас обманывают.

— Деньги, однако, очень нужны, — тоже тихо ответил мне эвенк, а голос у него оказался на удивление приятным баритоном. И говорил он по-русски чисто, только немного непривычно.

— Вы сейчас выходите и обождите нас на улице, а мы рассчитаемся за обед и вас проводим туда, где дадут правильную цену.

Собеседник внимательно заглянул мне в глаза, кивнул и направился к выходу. Я вернулась к столу как раз вовремя — в зале появился половой.

— Человек! — позвала я его. — Получите с нас.

— Ровно шестьдесят копеек! — радостно сообщил половой счет за наш обед.

Рассчитаться за обед я доверила Пете. Он, правда, хотел, чтобы это сделала я, но при этом намеревался рассчитаться из своих денег и никак иначе, а я отказывалась их принимать. В конце концов я сказала:

— Хотите платить, извольте. Но уж окажите любезность сделать это сами. В магазине же вы платите, и вас это не смущает!

Петя извлек из кошелька два четвертака и монету в пятнадцать копеек и положил деньги на стол и тут же глянул на меня в поисках поддержки: все ли правильно сделал?

— Спасибо! — сказала я. — Сдачи не надобно.

— Это вам, барышни, спасибо. Не уедете до завтра, так обязательно заходите. На уху.

Мы выбрались на свежий воздух и огляделись по сторонам. Наш знакомый эвенк и впрямь дожидался нас неподалеку на противоположной стороне улицы.

— Пойдемте, — позвала я Петю, но тот вдруг замер на месте. Из трактира выходил молодой мужчина, которого мы в общем зале не видели. Одет он был в цивильное,[35]но держался очень прямо, отчего сразу казался отставным офицером. Мужчина быстро удалился, и я спросила Петю:

— Кто-то из ваших знакомых?

— Не совсем. То есть я этого господина видел однажды и никак не ждал встретить его в таком месте.

— И что же вам показалось странным?

— Видел я его выходящим из гостиницы «Европейская», и, судя по тому как с ним швейцар прощался, он там в постояльцах. Так с чего ему в таком трактире обедать? При гостинице одна из лучших рестораций, и «Славянский базар» от нее в двух шагах.

— Так он, может, вовсе и не обедал здесь? Мы же его за столами не видели.

— Тогда еще непонятнее получается.

Я чуть задумалась, потому как и мне мужчина показался знакомым. Не совсем знакомым, но где-то я его должна была видеть. Скорее всего, что в театре.

— Пойдемте уже, — прервал мои раздумья Петя. — Нас же ждут.

Мы перешли через улицу, и я обратилась к дедушке-эвенку:

— Это вы правильно сделали, что меня послушались. Мы вас проводим в нужное место. Только на минуточку зайдем по пути в другое место, а то моей сестре переодеться надо.

— Надо, — согласился эвенк. — Может, она тогда братом станет?

Произнес он это совсем наивно, но в глазах мелькнула хитринка. Видя нашу растерянность и смущение, он ласково добавил:

— Хороший глаз должен все видеть. Когда правду говорят — видит. Когда правду скрывают — видит. Умный язык про все молчит.

По пути до театра мы успели познакомиться. Нашего попутчика звали Алексеем. Свое прежнее имя, которое было у него до крещения, Алексей тоже назвал, но я, к стыду своему, не вполне поняла, а переспросить застеснялась. Дедушка Алексей отказался заходить в театр и стал снова дожидаться нас на улице. Переоделись мы быстро, больше времени ушло, чтобы оттереть Петеньку от грима.

Увидев гимназиста в его подлинном обличье, старый эвенк одобрительно покивал головой и поцокал языком, но слов никаких произносить не стал. Да и большую часть пути до магазина Сыромятникова — очень удачная, надо сказать, фамилия для торговца мехами[36]— молчал, лишь коротко отвечал на наши вопросы. Впрочем, из вежливости и мы старались много вопросов не задавать.

У конторы мехового магазина мы все же не удержались от того, чтобы не войти в нее вместе с провожаемым. Взглянув на меха, приказчик соскучился лицом, долго теребил каждую из двух дюжин шкурок и весьма неохотно назвал цену:

— Как хотите, но больше двух рублей за шкурку я не дам.

Петя бросил на меня весьма довольный взгляд: мол, а я что говорил? Дедушка Алексей тоже оживленно заблестел глазами, но я их обоих остановила и сама обратилась к приказчику.

— Как же так? — возмутилась я. — Вы взгляните, какой прекрасный мех! Настоящий баргузинский соболь! Добавьте по пятидесяти копеек, хотя и это не цена!

— Извольте сударыня, добавлю. Но по десяти копеек, не более!

Мы стали отчаянно торговаться, а дедушка Алексей и Петя только молча хлопали глазами. Торг, ко всеобщему удовольствию, завершился на двух рублях двадцати пяти копейках за каждую шкурку, итого за две дюжины соболей вышло на круг пятьдесят четыре рубля ровно.

Получив деньги, дедушка Алексей явно собрался поделиться, но, наткнувшись на мой взгляд, лишь сказал:

— Спасибо, однако. Хорошее всегда хорошим отзывается.

Он поклонился и зашагал прочь легкой скользящей походкой.

— Откуда вы так в мехах разбираетесь? — спросил меня Петя, глядя вслед новому неожиданному знакомому.

— С чего вы взяли, что я в них разбираюсь?

— Вы так ловко торговались. Я прямо-таки заслушался.

— В мехах я, Петя, разбираюсь плохо. О том, что соболь бывает рыжий или, к примеру, баргузинский, я от вас и узнала сегодня в трактире. А вот приказчиков я и вправду знаю неплохо. Этот из самых порядочных оказался, а цену чуть занизил не из жадности, а для порядка. И для того чтобы поторговаться можно было — какое ни на есть, а развлечение.

Петя проводил меня до книжного магазина и пошел домой вверх по Дворянской улице, а я пошла по Преображенскому прямо к своему дому. Хорошо, что мы все же разыграли этот маскарад. И весело было, и доброму человеку помогли. Деньги дедушке Алексею были нужны для какого-то весьма важного дела, в чем я была убеждена без малейших сомнений.