— Похоже, здесь всем распоряжаются женщины. И если вы настаиваете, мне придется подчиниться, — согласился я.

Карета быстро покатила по аллее. Я сидел рядом с красавицей Иолой, но какая-то сдерживающая сила обуздывала мое горячее желание проявить свои чувства. Мне было довольно одного ее присутствия, и в течение некоторого времени мы не проронили ни слова. Я был счастлив, тихая радость наполняла сердце. В нем жила надежда, что и она испытывает то же. Когда экипаж остановился, я выглянул в окно и увидел арку ворот, увенчанных фигурами тигра и держащего его на цепи купидона. Со времени первого визита сюда, когда дама под вуалью забрала такую власть надо мной, я пытался встретить ее, но не смог даже найти это место. И сейчас, чтобы окончательно развеять свои сомнения, спросил прямо:

— Иола, та женщина в черном — это ты?

— Она самая, господин рыцарь. А вы — тот святой отец, которого я отказалась признать.

— Зачем же нужна была такая жестокость?

— Тогда ты еще не принадлежал к моему уровню и потому не имел права свести со мной знакомство. Наши правила столь же строги, как и кастовые, с тою лишь разницей, что каждый, кто достоин, может быть принят. Ты узнаешь о них больше по мере продвижения. А сейчас мы расстанемся, мой экипаж отвезет тебя домой.

Я было собрался помочь ей выйти, но она знаком остановила меня, вышла сама и, пожимая руку на прощанье, сказала:

— Мы встретимся снова вечером следующего четверга. Нас ждет более серьезная работа. До того времени займись науками и учись искусству самоконтроля, ибо ты можешь подвергнуться суровому испытанию. Помни, что я говорила тебе во время нашей первой встречи: славен, кто умеет управлять телом, еще более славен тот, кто контролирует ум, но выше всех тот, кто контролирует сердце. — Она повернулась и ушла, махнув на прощание рукой. Экипаж развернулся и повез меня к особняку Дюранов.

«О Боже! Чтобы владеть своим сердцем, требуется поистине нечеловеческое усилие! — думал я, оставшись один. — И почему я должен контролировать его? Я люблю чистейшей любовью. Кто же вправе требовать, чтобы я подавил ее?» После многих лет идеалистических мечтаний любовь, таившаяся в моем сердце, сейчас рвалась на свободу. Она готова была излиться лавиной! Если бы не странная власть, которую эта девушка имела надо мной и которую я ощущал в ее присутствии, мои чувства могли бы превратиться в страсть и найти более неистовое выражение. Но ее воля, превосходящая мою, смирила бурю и обратила мою страсть в покой — покой высшей любви.

В ту ночь я мечтал об Иоле, да и всю последующую неделю мои мысли были полны лишь ею. Какие уж тут науки, какой самоконтроль! Я спрашивал себя снова и снова: «Почему я должен подавлять в себе любовь, такую чистую, такую сильную?» И не найдя ответа, решил, прежде чем предпринимать что-либо, узнать причину.

Наконец, настал вечер четверга, и я, горя желанием увидеть Иолу, одетый монахом, только на этот раз буддийским, помчался на назначенную встречу. Однако по вине своего возницы немного припозднился и оказался последним гостем — едва я вошел, как привратник запер за мной двери. Когда я предстал перед внутренней охраной, женщина сказала что-то старцу на санскрите. Я уже немного понимал этот язык, но она говорила так тихо, что мне не удалось уловить смысл, а только отдельные слова. Проверив карточку, оба приветствовали меня, затем женщина поднялась и вышла со мною в белую комнату, что была справа. Указав мне на стул, она села напротив, и несколько минут мы молчали в ожидании старца; ее проницательный взгляд был прикован к моему лицу. Наконец, он вошел и, достав книгу из складок своего облачения, сел за стол.

— Альфонсо Колоно, — начала женщина, — когда вы впервые появились здесь, мы составили ваш гороскоп и нашли его благоприятным. — Она замолкла на мгновение, а когда продолжила, в голосе ее появились жесткие нотки: — Но последующее развитие событий вызвало у нас тревогу. Опасаясь возможности того, что час рождения мог быть определен неправильно, мы хотели бы уточнить свои заключения. Нам необходимо защищать наших дочерей и удалять все негодное из священных чертогов; и если вы не сможете пройти испытание, то вам придется остановиться и ждать до той поры, пока не настанет ваше время. Лишь чистые могут быть связаны с теми, кто носит белые ризы.

Страх охватил меня; что же я сделал не так? Затем пришла уверенность в собственной чистоте, и в ней я обрел твердость и силу. Протянув руку, женщина сказала:

— Позвольте посмотреть вашу ладонь.

«Ах, вот оно что! Они хотят проверить мой гороскоп с помощью хиромантии», — сообразил я. Склонившись над моей рукой, она рассматривала ее долго и пристально. После, взяв другую руку, она сложила мои ладони вместе, затем развела их и, казалось, тщательно сравнивала. Каким-то инструментом, отдаленно напоминающим секстант, она измерила мой большой палец и суставы других пальцев, после чего, используя эти измерения в качестве стандарта, измерила линию жизни. Наконец, видимо удовлетворенная результатами своих исследований, поднялась и сказала старцу:

— Все в порядке, нет никаких противоречий. Его рука несет знаки особого благоволения небес. Кольцо на бугре Аполлона, а также длинная, глубокая, неровная, но непрерывная линия сердца с ответвлениями, идущими к бугру Юпитера, означают большую славу и сильную, отданную от всего сердца любовь. Сатурнова линия судьбы пряма. Линия головы — широкая, глубокая, хорошего цвета — расположена далеко от линии жизни: он бескорыстен. Нет пояса Венеры, нет крестов, знаменующих продолжительные болезни; Луна сильная, но не чрезмерно, дает оккультные способности. Двойной квадрат, ясно видимый на бугре Юпитера, говорит о двойной защите. Поистине, все знаки хороши, ему можно доверять. Если она сумеет обратить его сердце от любви к одному человеку к любви ко всем людям, можно сказать, что это — рука Мастера.

Старец, с одобрением воспринимавший каждое замечание, взял книгу и, когда женщина отпустила мою руку, указал мне на боковую дверь:

— Можете идти.

Но прежде, чем я вышел из комнаты, женщина предостерегла:

— Брат, охраняйте свое сердце. В нем ваша величайшая сила, но и величайшая слабость. Оно должно быть в вашей власти, иначе ум будет неустойчив. Не позволяйте мыслям об удовольствиях, кратких и преходящих, закрывать от вас мудрость, ведущую к Вечному. А теперь идите.

Дверь распахнулась, и, когда я переступил порог, будто по какому-то тайному сигналу подле меня возникла монахиня в белых одеждах.

— Языческий монах в христианской земле?! — воскликнула она с хорошо разыгранным изумлением.

— Будда не был язычником, сестра, он учил той же морали, что и ваш Христос, и трем величайшим истинам.

— Неужели? Когда же? Каким истинам, монах?

— За пять столетий до вашего Христа Будда и его истинные последователи обучали истинам Просветления, Закона и Эволюции, ведущим к совершенству.

— Что? Просветление в вашей отсталой стране? — она явно пребывала в необычно веселом настроении и старалась раззадорить меня.