нажал курок, но что из этого получилось, понять было трудно. Выстрелы громыхали слева и справа, и спереди, и рядом. Колесо и руль скрылись за сараем. Второй мотоцикл тоже исчез.

Значит, немцы отступали? Но не успел я так подумать, как услышал от своего соседа:

— Взяли деревню, гады! Теперь держись! Как бы не поперли… Авось ночь спугнет. Темноты фриц боится.

Перестрелка длилась не больше десяти минут. Потом стало тише. Лишь несколько раз ударили перед нами взрывы мин. Так, по крайней мере, объяснил мне сосед:

— Из минометов садит!

Но и это продолжалось недолго. Раз такая тишина, то неужели немцы заняли деревню? Мой сосед, конечно, ошибся.

Цепь нашей обороны протянулась метров на триста. Она шла откуда-то из-за кладбища, вдоль окраины деревни, где лежали мы, и спускалась вниз к пруду. Пруд, скрытый кустарником и углом леса, был не виден мне, но мой сосед несколько раз беспокойно поглядывал именно в ту сторону:

— Не слышно…

— Что — не слышно? — переспросил я.

— Петеэровцы там наши. Слышал такое: противотанковые ружья. Но их мало. Батарея сорокапяток должна подойти. Еще с обеда обещали.

Из слов соседа я понял, что как раз возле пруда проходит дорога — единственная, по которой немцы могут предпринять прорыв дальше к Москве. Дорога не ахти какая, но других поблизости нет. Без сорокапяток будет туго.

— А деревня?

— Через деревню и идет она, дорога. Потом, видишь — влево, к пруду.

Деревня замерла. Не верилось, что в ней могли быть немцы: ни единого звука, ни выстрела.

В вечернем небе сквозь молоко облаков пробилась луна. Заблестел снег в ее блеклом свете, и мокрая трава перед нашим окопом, и две чахлые елочки, торчавшие на краю деревни у полуобвалившегося плетня. Елочки были кособокие, с драными вершинками; издали они напоминали танцующих деревянных человечков из далекой детской сказки.

Справа за деревней полыхали пожары. Небо вздрагивало, передергивалось желто-красными вспышками.

Со стороны кладбища в окопе появился взводный, не из нашего батальона, а из красноармейской роты, занимавшей рубеж вместе с нами, хрипло спросил моего соседа: «Как? Небось кишка кишке весть подает?» — и обрадовал, что «кухня уже «коптит».

— А сорокапятки пришли? — спросил сосед.

— Порядок! На месте!

— Тогда жить можно.

Изредка где-то ухало. Судя по всему, не близко.

— Утихомирились, — миролюбиво сказал мой сосед. — И мы отдохнем.

Мы продолжали смотреть на край деревенской улицы. Слева в избе с развороченной соломенной крышей протяжно и нудно заскрипела дверь. Еще скрип, еще, и — я видел — дверь тяжело распахнулась, и на пороге появилось крошечное существо в шапке-ушанке, в одной рубашонке, босое.

— Смотри, мальчонка, — удивился мой сосед. — Вот номер. Голышом, да в шапке!

Тем временем мальчонка деловито посмотрел по сторонам, повернулся задом к ступенькам и начал спускаться с крыльца. Встав на землю, он опять развернулся и быстро засеменил к калитке.

— Сейчас ему мамка задаст. Ведь простудится, клоп! Надо ж! — Мой сосед даже причмокнул от досады.

Но ни мамки, ни кого другого из дома не появилось. Мальчонка благополучно миновал калитку, вышел на дорогу и тут вовсю заревел. Теперь он стоял в свете луны, и мы не могли ошибиться: года три ему было, не больше.

— Что же делать? Ведь убьют! Убьют! — заволновался мой сосед.

В других окопах тоже заметили мальчугана. Тоже охали и вздыхали: «Беги ты, чудачок!.. Обратно давай, обратно! В избу!.. Простынешь!»

Грянул ружейный выстрел. За ним автоматная очередь. Мальчонка, словно его подстегнули, рванул в нашу сторону. Он бежал по дороге и еще громче кричал.

— Смотри! Смотри! — зашептал, толкая меня в плечо, сосед.

Со стороны кладбища кто-то выскочил из окопа и, пригибаясь к земле, бросился вниз. Я заметил телогрейку и черную шапку на его голове. Значит, это был кто-то из наших. Он катился вниз по покатому глинистому скату, сапоги его хлюпали и чавкали, за спиной от кладбища раздавались крики: «Стой!»

Но он бежал в сторону дороги. Бежал под углом. Так, видимо, было легче.

И вдруг он грохнулся. Грохнулся вместе со страшным ударом впереди, когда до дороги оставалось не больше одного рывка.

— Убили! Неужто убили? — Теперь уже я толкал своего соседа.

А на дороге, где только что бежал мальчуган, дымилась небольшая воронка. И больше — никого.

У меня начался приступ кашля. Почему кашель? Я не мог остановить его, он душил меня до рвоты.

— Да подожди ты! — зло вырвалось у соседа. — Он жив, гляди, ползет…

Боец, бросившийся вниз спасать мальчонку, и в самом деле полз. Потом он встал и быстрыми перебежками понесся обратно, наверх, к окопам. Я заметил в его руках пистолет, увидел голову его без шапки, — неужели это отец? Мелькнула знакомая фигура. Ну конечно, отец!

— Это он, он! — закричал я соседу, но тут и мой голос, и что-то сказанное соседом заглушил нарастающий рев моторов.

— Танки! Гранаты к бою! — одновременно раздалась по окопам команда.

Я уже не видел отца, скрывшегося в стороне кладбища. Перед нами по деревенской улице ползли тупорылые громады.

Вспышка! Удар! Вой! И опять удар — уже позади! Головной танк стрелял по нашим позициям. А за ним ползли еще, и еще, и еще, и шум их моторов все нарастал. Снова выстрел, удар — слева. Снова — еще ближе слева. Значит, и мальчонка убит выстрелом ревущего головного танка, который движется сейчас прямо на нас, и если ему вздумается, он не свернет по дороге к пруду, а, задрав свою морду, пойдет на наши окопы.

— Ты что, ошалел? Гранаты!

Меня передернуло от крика соседа.

Танки, круто разворачиваясь, ползли теперь по дороге. Мимо нас! Мимо! Вот головной, с закопченным черным крестом на боку, прошел над тем местом, где всего лишь несколько минут была воронка, за ним второй, третий. Четвертого уже не было, а был бронетранспортер и вслед за ним грохочущий отряд мотоциклистов.

— Гранаты! Давай гранаты! Кому говорят! — кричал сосед, бросая гранаты прямо в сторону дороги.

Я схватил «лимонку», дернул кольцо и метнул ее туда, где шли танки.

— Что ты делаешь! В пехоту давай! В пехоту! У тебя же пехотные! — опять заорал сосед, когда я развернулся, чтобы бросить вторую «лимонку».

И верно! Как я не сообразил, что «лимонкой» не поразишь танка. Другое дело сосед — у него противотанковые.

Я бросил вторую и третью гранаты. И в ту же минуту справа от нас ударили орудия. Звонко, весело, лихо!

— Что я говорил! Наши сорокапятки! Работают батарейцы! — Мой сосед чуть не