Оружие мое, кстати говоря, составлял пистолет «ТТ». Впоследствии я обзавелся трофейным «парабеллумом». Это был прекрасный пистолет. Умел я стрелять из автомата, из противотанкового ружья, из пушки-сорокапятки.

Командир полка майор Шаповалов в тот вечер не скажу что произвел какое-то впечатление, ничего особенного в его внешности не было, в краткой беседе ничего для себя интересного я не отметил.

Через пару дней, введя меня в курс дела, Юрченко уехал, а я остался, так сказать, «молодым специалистом». За плечами — полтора месяца курсов и второпях перечисленные уезжающим Юрченко обязанности…

Верховую езду я не только должен, обязан был освоить в совершенстве, как год назад я освоил винтовку. Кроме служебных обязанностей в этом была, конечно, и личная необходимость. Не мог же я, начав службу в кавалерии, считать весь лошадиный род своим ненавистным врагом.

Вечерами, а они в ноябре длинные, мы с Горбуновым, которого с его согласия я стал звать просто дядей Колей, выезжали за околицу села. Тренировался я с упорством. Но надо сказать, что поначалу было ох как нелегко! По наследству от Юрченко мне достался рослый, крепкий серый конь с кличкой, заставлявшей задуматься: Разбой. Так вот этот Разбой, помимо прочего, отличался весьма крупной и жесткой рысью. А это, прямо скажем, дополнительные трудности. Но успокаивал я себя, потирая определенные места, известным суворовским: «Тяжело в учении — легко в бою…»

Казаки в четырех эскадронах, двух артиллерийских батареях и одной минометной, специальных взводах и подразделениях учились боевому искусству, пока теоретически, и я потихоньку стал присматриваться к тем людям, вместе с которыми в недалеком будущем придется воевать.

Однажды вечером, после наших «манежных» занятий, устроив Разбоя и Тумбу, а Тумбой звали лошадку дяди Коли, в сарае и задав им овса — а я, помимо всего прочего, должен был не только уметь сидеть в седле, но и ухаживать за своей «материальной частью», — придя домой и с аппетитом поужинав, разговорились с дядей Колей.

— Так ты из Оренбурга? Наша дивизия там и формировалась?

— Там. Поэтому я и попал в наш полк. Здесь много моих земляков. Даже если бы военкомат не направил, сам бы попросился.

— А почему именно в эту дивизию? Ну, можно понять кубанцев, донских казаков — у них казачество в крови испокон веку, а в Оренбурге-то какие казаки?

— Ну, во-первых, Урал недалеко. А вы слышали об уральских казаках?

Да кроме всего Прочего, было интересно послужить в такой дивизии, в таком полку, как наш 250-й. Вот что рассказал в тот вечер дядя Коля. — 250-й полк был сформирован впервые в середине 1919 года в Вышнем Волочке. Именовался он тогда 61-м кавполком и вошел в состав 11-й кавалерийской дивизии, которой командовал начдив Морозов. Боевое крещение полк получил осенью 1919 года в боях против Шкуро под Воронежем и Касторной. Полку довелось освобождать Валуйки, Горловку, Таганрог, Ростов, Майкоп. Весной 1920 года полк совершил тысячекилометровый переход на польский фронт и участвовал в освобождении Бердичева, Новоград-Волынского, Ровно, Дубно…

Такова вкратце была история полка, в котором довелось мне служить. Не все то, что рассказал дядя Коля в тот вечер, я привел на этой страничке. Многое из той истории я узнал позже, после войны, побывав в Луцке, где музей хранил боевые знамена нашего полка, знамена, пробитые осколками и пулями в годы Великой Отечественной.

А получилось так потому, что после окончания Отечественной войны наша дивизия из-под Праги была передислоцирована в Ровно, там вскоре была переформирована в мотомеханизированную, а затем и в ракетную. Знамена нашего полка по наследству были переданы в одно из подразделений этой дивизии. Мне довелось быть гостем в Луцке на открытии этого музея и еще раз коснуться знамени нашего полка.

Что-то сейчас там, в Луцке, в Ровно, в Дубно? Сохранились ли все те боевые, реликвии прошедших лет?..

* * *

Каково было положение на Воронежском фронте в те дни? В конце 1942 года обстановка способствовала переходу Красной армии в наступление прежде всего на южном крыле советско-германского фронта. Помимо прочего план наступления предусматривал разгром крупной стратегической группировки, оборонявшейся в верховьях Дона, западнее и южнее Воронежа. Это наступление вошло в историю Великой Отечественной войны под названием Острогожско-Россошанской операции. Ее цель состояла в освобождении важной железной дороги Воронеж — Миллерово, которая на участке Лиски — Кантемировка и Лиски — Валуйки еще находилась в руках врага.

Операция предусматривала нанесение трех ударов по сходящимся направлениям. С севера наносить удар должна была армия под командованием генерала К.С. Москаленко. Ей навстречу из района Новой Калитвы — танковая армия генерала П.С. Рыбалко. Они должны были сойтись в районе Алексеевки и, завершив окружение большой группировки противника, устроить «Сталинград на Дону».

Обеспечение действий танковой армии генерала Рыбалко было возложено на наш 7-й кавалерийский корпус, которым командовал генерал-майор СВ. Соколов.

В конце декабря пришел приказ готовиться к маршу. Полк погрузили в эшелоны, и по железной дороге мы двинулись к станции Анна, где и выгрузились утром 14 января и, совершив трехсоткилометровый марш, сосредоточились в районе Кантемировки.

Верховья Дона. Минные поля, немецкие опорные пункты, связанные ходами сообщения, разветвленная сеть окопов чуть не на 10 километров в глубину. В 15–20 километрах — вторая оборонительная линия, которую тоже надо прорывать. На этом участке у противника было около 30 дивизий.

Командование решилось на весьма смелый и не совсем обычный тактический шаг — на главных участках намечавшегося прорыва сосредоточить максимально возможные силы, и прежде всего артиллерию. На прямой наводке стояли даже тяжелые орудия. Ударные группировки создавались за счет ослабления остальных участков фронта, где на километр оставалось по 50 солдат, по пулемету и по орудию. А на участке прорыва на километре было более 100 стволов артиллерии!

Перегруппировка войск была проведена так скрытно, что за два дня до прорыва командование противника сообщило в свою ставку (об этом узнали, конечно, позже), что по данным разведки советские войска на этом участке фронта не собираются вести никаких активных действий,

Наступление свалилось на противника действительно как снег на голову. Два часа бушевал артиллерийский ураган. После артподготовки в прорыв вошли танки, за ними пехота и кавалерия.

Хорошо помню ту ночь. Донской лед, на котором скользили, падали кони. Справа и слева по берегам Дона пожары. Горели хутора. Между пожарищами темень непроглядная. Разбитая техника, трупы кругом. Ворота прорыва. В них устремилась наша дивизия.

Строжайший приказ: дальнейшее движение в тыл противника только ночью, только скрытно! А как скрыть? Кавполк — это почти две тысячи лошадей, десятки саней, три артиллерийские батареи, около тысячи всадников. В дивизии три таких полка, да еще приданная танковая бригада. И все это скрытно? Причем не десятью разными дорогами и не по десяти направлениям. Пусть полк идет очень организованно, колонна не растягивается, и то это — цепочка километров в пять. А дивизия? Это уже двадцать!