Доставалось штабу в те дни. Нужно было так спланировать движение, чтобы к рассвету обязательно выйти к населенному пункту и в нем найти укрытия для лошадей и для техники. Выйти к населенному пункту… в глубоком тылу противника, где почти в каждом селе гарнизон. Какая же тут скрытность? Значит, уничтожать гарнизоны внезапным нападением и так, чтобы они не успели поднять тревогу. — В захваченных населенных пунктах размещались по хатам, по сараям, выставляли посты наблюдения за воздухом и за порядком на улицах. А как кормить и поить людей и лошадей?.. А их тысячи!

Днем немецкие самолеты чуть не утюжили села, строча из пулеметов, — надеялись на наш ответный огонь. Но строжайший приказ: ни в коем случае по самолетам огня не открывать.

Ночами полк уходил все дальше и дальше в тыл противника. Приказом командира дивизии нашему полку при поддержке нескольких танков предписывалось захватить город Валуйки…-

Разведотдел дивизии сообщил: есть сведения, что в Ва-луйках два полка итальянской пехотной дивизии, несколько подразделений немецкой пехотной дивизии, два строительных батальона, две танковые роты, артиллерийский полк и зенитный дивизион. Подступы к городу с востока прикрыты подготовленными к обороне зданиями, на окраине с юга — противотанковый ров. С северо-востока и юго-востока сплошные проволочные заграждения. Вдоль улиц в городе — дзоты…

Да, непростым был валуйский орешек!

17 января остановились в одном из сел. Вместе с нами расположилось несколько подразделений штаба дивизии. Я решил встретиться с Братенковым, ведь почти две недели мы с ним не виделись.

— Нет, товарищ начальник, — возразил дядя Коля, — прежде надо немного отдохнуть, да и Братенков не машина. Зачем сейчас же к нему? Отдохните немного, потом успеете. До ночи время еще есть.

Он был, конечно, прав. Прямо надо сказать, хотя я и держался в седле совсем не так, как первый раз, и чувства мои к «четырехногому» транспорту уже не характеризовались определением «Проклятущая» и «Чтоб тебе…», но все же ночные переходы по 30–40 километров давались нелегко. Утешался только тем, что не я один это чувствовал, похвалиться легкостью преодоления двух сотен километров ночными маршами вряд ли кто мог.

Проспали мы с дядей Колей часа три. Затем он занялся моим Разбоем и своей вороной коротконогой Тумбой, а я пошел искать Братенкова.

— Товарищ лейтенант, прошу подождать! — остановил меня часовой у крыльца большой чистенькой хаты.

— Что, отдыхает?

— Нет, просил никого не пускать.

— Я подожду, а ты пойди доложи: лейтенант из 250-го кавполка…

Пожав плечами, казак пошел-в сени. Хлопнула дверь через минуту, я не успел даже закурить, он вернулся:

— Майор просит зайти.

В большой комнате, основную часть которой занимала русская печь, за столом сидел Братенков, напротив него двое мужчин. По виду местные. Впрочем, об этом я мог судить лишь по тому, что они были в гражданском. Братенков, не представляя меня, кивнул на свободный конец лавки:

— Садитесь, слушайте. Это товарищи из местного партизанского отряда.

Разговор шел, как я вскоре начал понимать, о совместных делах — освободить Валуйки внезапным ударом, не дать противнику подтянуть подкрепление, эвакуировать технику и тыловые армейские склады. Нужно было взорвать железнодорожное полотно на участках Валуйки — Уразово и Валуйки — Волоконовка. Вот об этом и шла речь.

— Это вам полезно знать, — кивнул он мне, — кстати, учтите, что и близ города, и в нем могут быть партизаны. Предупредите командиров эскадронов. Смотрите, чтобы неприятностей не вышло.

Получив более чем подробный инструктаж на предстоящие сутки, на период боевых действий и на «потом», распрощавшись, я пошел к двери. Братенков остановил меня:

— А вас, молодой человек, поздравить можно? Сегодня у вас день рождения? Итого вам…

— Да, Антон Максимович, уже двадцать один. А я, честно говоря, забыл… Как-то не до того сейчас.

До Валуек оставался один ночной переход. Последние двадцать пять километров.

Ночью полк занял большое село Рождествено в пяти километрах от Валуек. Чуть рассвело, стало видно, что до окраины города — чистое поле и наезженная дорога вдоль железнодорожной насыпи.

Командирам эскадронов Шаповалов отдал приказ: занять железнодорожную станцию И дать три красные ракеты. Эскадроны спешились, казаки пересели на танки, как десантники, и двинулись к городу. Штаб полка, две пушечные батареи, взвод связи с будкой-радиостанцией на четверке коней, несколько бронебойщиков со своими длинными противотанковыми ружьями пока оставались в Рождествене. Сюда же прибыла и часть дивизионного медсанэскадрона, разместилась в местной школе.

Через полчаса стали доноситься звуки пулеметной стрельбы, очереди автоматов, уханье гранат. Шаповалов нервничал. Радиостанций в эскадронах не было, как и надежд на то, что телефонисты протянут провод по открытому полю. Штабная рация могла держать связь только со штабами дивизии и корпуса, только «вверх». Но ей, по понятным причинам, еще пока делать было нечего. Ждали красных ракет. Уже стало светать, а их все не было. Посланные в город два казака с задачей «Найти, уточнить и аллюр три креста обратно, доложить» пока не возвращались. Пулеметная и винтовочная стрельба в городе то вроде бы немного утихала, то вновь разгоралась.

— Товарищ майор! Товарищ майор! — вбежал в хату ординарец Шаповалова. — Три красные ракеты на левой окраине!

— Дурак! Какой левой? Восточной, западной или северной?

— А кто его знает, где тут север, где восток… Но ракеты я сам видел.

— Ну, как думаешь, комиссар, пошли в город?

— Не имея доклада о положении эскадронов? — спросил майор Медведев, заместитель по политчасти.

— А здесь мы ничего не высидим. Связи все равно не будет, и раненых что-то из города тоже не видно. Так что?

— Ну ладно, пожалуй, двинемся.

— По коням! — И Шаповалов первым вышел из хаты. На улице подозвал к себе командира взвода связи. — Отстучи быстренько в штаб дивизии: «Я пошел в город!»

Дядя Коля подвел мне Разбоя.

— Товарищ начальник, это что, в город? А не рано?

— Командир полка так решил. Мы пойдем вместе со штабом.

— Уж больно группа большая. Эскадроны-то в маскхалатах, затемно прошли, а мы-то, вон какая кавалькада. Как бы нам…

— Ладно-ладно, дядя Коля, как-нибудь проскочим. Кроме офицерской штабной группы, на дорогу вытягивались две батареи, будка связи и бронебойщики. Словом, все, что оставалось от полка в селе. Причем это треть общей массы, а две трети — лошади.

Больше половины пути прошли на рысях спокойно. С каждой сотней метров росла уверенность в том, что до окраины города мы дойдем без помех. Уверенность? А на чем она основывалась? Для полка это был первый бой. Первый… И для меня тоже.