– Я просто пошутила. Я буду молчать.

Она торопливо выскакивает в коридор, прижав к уху трубку. Дождавшись, когда вскипит вода, заливаю кипяток в чайник. Из кухни не очень хорошо слышно, но если прислушаться, то можно разобрать обрывки разговора. Теперь я в самом деле чувствую себя как человек, вторгшийся на чужую территорию, но ничего не могу с собой поделать. Любопытство сильнее меня. Слишком уж все это странно. Может, Дэвид ее чуть старше, но не настолько же, чтобы взять на себя роль отца. До меня доносится ее голос:

– Я помню. Сейчас приму. Я просто только что вернулась из спортклуба. Нет, все в порядке. Я заваривала чай. Я люблю тебя.

Что скрывается в этом голосе? Страх? Ничего особенного? Неловкость? Сложно сказать, очень сложно. Может, они всегда так друг с другом разговаривают. Когда она возвращается, я раздумываю, не выскочить ли мне в садик покурить. За время их разговора я не слышала ни одного смешка, но выглядит она намного спокойнее.

– Я заварила чай, – говорю я.

– Отлично. – Она явно не собирается возвращаться к разговору о звонке, а я не спрашиваю. – Возьми вон в том шкафчике тарелки. В холодильнике есть хумус, холодное мясо и очень вкусные фаршированные перцы.

Пока я завороженно разглядываю яства, скрытые в недрах их огромного дорогущего холодильника из нержавеющий стали, она вынимает из хлебницы несколько лепешек питы и украдкой открывает маленький настенный шкафчик. Я оглядываюсь на нее и замираю.

– Ух ты, ничего себе у вас запас лекарств.

– О, у меня легкое тревожное расстройство. – Она поспешно прикрывает дверцу. – Такая уж я, видимо, родилась нервная. Поэтому я так и люблю спорт. Помогает расслабиться.

– И сколько таблеток в день ты принимаешь?

На полочке лежала куча пачек с таблетками, а я придерживаюсь мнения, что лекарства в больших количествах не идут на пользу никому.

– Одну-две. Сколько Дэвид пропишет. Попозже приму. Не на голодный желудок.

Она явно чувствует себя неловко, но мои мысли всегда написаны у меня на лбу. Она производит впечатление совершенно нормального человека. А вот все эти телефонные звонки и таблетки нормальными мне не кажутся. Да еще и ее муж ей сам их выписывает. Не уверена, насколько это соответствует медицинской этике. Внезапно меня охватывает острое желание очутиться где-нибудь подальше отсюда. Не надо мне было на все это соглашаться. Я-то воображала, что у них чудесный, идеальный брак, но теперь, даже увидев этот великолепный дом, я не испытываю зависти. Не завидую даже Адели со всей ее красотой и элегантностью. Совсем не завидую. Этот дом производит впечатление позолоченной клетки. Чем она занимается здесь весь день? Может, моя жизнь и похожа на бег белки в колесе, зато я всегда при деле.

– Давай вынесем все это на улицу и поедим на свежем воздухе, – говорит она, и я понимаю, что тема закрыта.

Еда изумительная, после тренировки аппетит у меня волчий, но лучше всего то, что Адель ест вовсе не так, как я себе это представляла. Я-то думала, она из тех женщин, которые объявляют, что объелись, после трех ложек салата, а она набрасывается на еду точно с таким же аппетитом, как и я. Вскоре большая часть принесенного нами съедена, и Адель отправляется на кухню за добавкой хлеба.

– А почему у вас нет детей? – не выдерживаю я.

Не вижу никаких причин, которые мешали бы им их иметь. У них есть деньги, она не работает, и вместе они уже давно.

Адель делает глоток чая, прежде чем ответить:

– Наверное, мы с Дэвидом просто не совпали по времени. Сначала Дэвид хотел, а я была не готова. А теперь все наоборот.

– Биологические часики затикали? – спрашиваю я.

– Наверное. Немного. – Она пожимает плечами. – Но для нас главное – его карьера.

– Для него, возможно, и так, но тебе, наверное, скучно.

Не знаю, зачем я задаю ей все эти вопросы. Не знаю, почему мне хочется помочь ей, но мне этого хочется. В ней есть какая-то беззащитность.

– Я готовлю. Сама прибираюсь в доме. Мне претит мысль о том, чтобы этим занимался чужой человек. Наверное, мне просто нравится роль патриархальной жены. Я хочу, чтобы ему было хорошо.

Не знаю, что на это ответить, и чувствую, как на бедрах выступает пот. Пока она тут готовит, надраивает дом и до седьмого пота упахивается на тренировках, чтобы быть для него идеальной женой, он шляется по барам, накачиваясь спиртным и тискаясь с пухлыми матерями-одиночками.

– О боже, чуть не забыла! – Она вскакивает на ноги и с газельей прытью скрывается в доме.

Господи, что на этот раз? Очередное железное правило, насажденное Дэвидом, про которое она совсем забыла? Что за ерунда происходит в этом доме? Но тут она вновь появляется в саду, сияя и прижимая к груди старую ученическую тетрадь.

– Хотела отдать ее тебе еще в клубе, но потом из-за звонка это совершенно вылетело у меня из головы. Это поможет тебе справиться с твоими ночными кошмарами.

С ума сойти, как она ухитрилась это запомнить? Да, я упомянула о них тогда в кафе, но совсем вскользь.

– У меня они раньше тоже были. Просто ужас какие. Дэвид пытался помочь мне на свой манер, подарил мне одну книжку из букинистического магазина про силу сновидений, но в конце концов мне все равно пришлось проходить терапию и все такое прочее.

– Это после того, как погибли твои родители? – брезжит внутри меня ужасная догадка.

– Нет, еще до. Когда я была совсем маленькой. После того, как погибли родители, у меня тоже были проблемы со сном, но это уже совсем другая история. Давно у тебя эти кошмары? Ты к кому-нибудь с этим обращалась?

Я слегка ошарашена. Господи, сколько же у нас с ней общего. Ночные кошмары. Одинаково скверный вкус на мужчин.

– С самого детства, – делано легкомысленным тоном говорю я. – Наверное, как и у тебя. Мама таскала меня по врачам, но, видимо, ей сказали, что рано или поздно я это перерасту. В действительности же я просто привыкла жить с ними. На моих мужчин это производило убойный эффект. Я вскакивала посреди ночи и начинала бродить с открытыми глазами, точно какая-нибудь психопатка из фильма ужасов, а когда они пытались разбудить меня, я лезла в драку, а потом принималась рыдать как ненормальная.

Я улыбаюсь, хотя назвать эти воспоминания смешными нельзя. Иэна эта моя милая особенность утомляла. Я до сих пор убеждена, что отчасти мы с ним разошлись по этой причине.

– Я потом сама пыталась ходить по врачам, но они сказали, это не настоящие кошмары, потому что я помнила их, и мне не осталось ничего иного, кроме как научиться с ними жить. Снотворное немного помогает, но потом на следующий день чувствуешь себя просто отвратно, к тому же я стараюсь не принимать его, если вечером выпила вина.

О том, что вино я пью каждый вечер, я не упоминаю. Незачем ей об этом знать. Я же не напиваюсь каждый раз в стельку. От бокала-другого никакого вреда не будет, что бы там об этом ни говорили. Французы же пьют – и ничего. Про Францию я думать не хочу. Беременна.