Пурьяк с сыном уже закончили работу, сидели в доме, трапезничали.

В горницу вбежала Лана и сказала:

— Отец, к нам боярин из села Дубино явился.

— Сам Воронов? — спросил Пурьяк.

— Да.

— Один?

— Один.

— Поставь еще одну миску на стол да вина хлебного принеси, а до того пригласи боярина в дом.

— Да, отец.

Но Воронов в приглашении особо не нуждался. Он, спрыгнув с коня, повесил поводья на кол городьбы, едва не сбил дочь Пурьяка, зашел в горницу и сбросил накидку. На улице по-прежнему шел дождь. Уже мелкий, какой-то совсем не летний, моросящий, но и под ним можно было промокнуть до нитки. Гость без приглашения сел на скамью напротив хозяина подворья.

— Васька, ты поел? — спросил тот сына.

— Да я еще бы пирогов…

— Забирай пироги и иди к себе! — велел отец. — Да не вздумай подслушивать. Узнаю, что навострил уши, выпорю до крови! Понял?

— Зачем обижаешь, отец? Когда это я подслушивал?

— Вот и иди.

Василий забрал пироги, чашу с квасом, ушел к себе, затворил за собой крепкую, массивную дверь.

— Что?.. — спросил Пурьяк, усмехнувшись. — Невмоготу тебе стало на селе сидеть, Всеволод Михайлович?

— Где сокровища?

— Знамо где. В лесу, под надежной охраной.

— В шайке знают о них?

— Только Игнат Брыло.

— Он не уйдет с ними?

— Мои люди не таковы. У меня изменников нет, потому как я всех хорошо кормлю.

Об измене кума он предпочел умолчать.

Воронов не напомнил ему об этом, сказал лишь:

— Но нынче дело другое.

— Ты ведь сам так захотел. Да и некуда тебе было сокровища тащить. Но не беспокойся, боярин. Они в целости и сохранности будут. Уйти из леса можно только теми тропами, которые ведут в сторону села и города. Других нет.

В дверях появилась Лана и спросила:

— Еду для гостя и вино вносить?

— Откушаешь со мной, Всеволод Михайлович?

— Сыт. А вот выпить можно.

— Вноси, Лана, — распорядился отец.

Дочь главаря банды поставила на стол чарку, ендову с водкой, забрала пустую посуду и ушла.

Пурьяк налил вина боярину и себе.

Они выпили, потом Воронов сказал:

— Я только что из Твери. Князь в отчаянии. Он посылал десяток конников догонять царскую дружину. Знамо дело, те никого не нашли. Все в смятении, в страхе. Гонцы сегодня же отправятся на Москву, сообщат об исчезновении Ивана Кузнеца и всех его людей. Оттуда приедут посланцы царя с куда более сильной дружиной. Следствие начнется. На нас не выйдут?

— А ты подумай, покуда есть время, вспомни, кто знает о наших делах.

— Лавр Кубарь, купец Сыч. Больше никто. Но они не выдадут, да и выхода на них нет. Только через меня или тебя.

— Но жители села знают, что Лавр Кубарь выезжал в Москву, и посылал его туда ты. За это люди царя могут зацепиться. Ну а коли они как следует возьмутся за холопа твоего, будь уверен, он расскажет все. Сыч, я согласен, может остаться в стороне. Он купец, его поездки не вызовут подозрений. Но Сыча опять-таки может сдать Кубарь. Придется, Всеволод Михайлович, убрать его.

— А это не вызовет подозрений? Сразу же после нападения на царскую дружину погибает мой холоп.

— Я тебе вот что скажу, боярин. Не напрасно я желал, чтобы одновременно с царской дружиной мы разгромили и торговый обоз. Гибель, а лучше исчезновение Кубаря вполне можно объяснить тем, что именно он был связан с шайкой и навел ее на твой торговый обоз. Этот поганец знал, что подозрения падут на него, и бежал в стан разбойников.

— Но тогда надо и семью его убирать.

— Семья-то большая?

— Да нет. Жена да дочь уродина. У Лавра долго не было детей, потом родилась девчонка. Да лучше не появлялась бы она на свет. Страшная, худая, такой только людей пугать. Мучится с ней Лавр, но что поделать, дочь-то его. Он жену за нее смертным боем бьет, когда вина много выпьет.

— Ну так в чем же дело? Вижу, от этого семейства тебе только хлопоты.

— Это да, но не от Лавра. Сам-то он вполне надежный человек.

— Покуда не подвесили его на дыбу.

— И тут ты прав.

— Убрать их всех надо. Но с умом. Сделать так, чтобы по всему выходило, будто Кубарь с семьей ушел в шайку. Никто по голове тебя за это не погладит. Но и на плаху не угодишь, даже опале царь не подвергнет. Если осерчает, то и простит скоро. Ты живой останешься и очень богатый. А на Руси мы долго не задержимся. Как только следствие пройдет и ничего не добьется, выберем время, разделим сокровища и уйдем. Вместе или по отдельности.

— У меня некому убирать семью Кубаря.

— Мне это известно. Ладно, я за тебя твою работу сделаю, и заметь, даже плату за нее не спрошу.

— Сделаешь?

— Сказал же. Ты только позаботься, чтобы ночью вся семейка в своем доме была. Кубарь же на отшибе проживает?

— Да, на выселках. Там других изб нет, не ошибешься.

— И еще, Всеволод Михайлович, вот что. В балке, которая тянется за околицей села, прикажи оставить лошадь с телегой. Не на себе же мне тащить тела к болоту. Возницу не надо, сам управлюсь.

— Куда денешь лошадь с телегой?

— Телегу в топь, а лошадь пригодится в хозяйстве. Лишь бы она не особо приметная была.

— Хорошо, велю сделать. Только следов лошади не оставь.

— Не беспокойся. Я копыта тряпками обмотаю.

— Что, угонял лошадей?

— Давно было дело. Баловался в молодые годы.

Боярин и гробовых дел мастер выпили еще по чарке. Потом Воронов отправился на село.

В это время Лавр Кубарь сидел на лавке возле своей избы. Жена занималась хозяйством, уродливая дочь помогала ей. Такая жизнь была в тягость холопу. Он и рад был бы завести новую семью, но каноны православной веры не позволяли этого делать.

Кубарь вздохнул. Вот у других девки нормальные, выходят замуж, переселяются от родителей. Да и жены помирают в рассвете сил. А тут?

Внезапно Кубарь почувствовал тревогу. Причин на это вроде и не было, а сердце заныло. С чего?

И тут, как выстрел из пушки, да прямо в голову:

«А ведь я теперь свидетель, очень даже опасный для боярина, а еще больше — для Меченого. Царь из-за пропажи сокровищ учинит серьезное следствие. Люди его наверняка прознают, что я срочно ездил на Москву, и спросят о том.

А что мне отвечать? Зачем Воронов посылал меня к Толгарову? Пойти к Всеволоду Михайловичу, пусть научит? Тот-то, может, и подскажет, а вот Меченый речи разводить не станет. Прибьет. Это как пить дать. Всех нас порешит, меня, жену и дочь. Тела вывезет и утопят в болоте.