своем. Исключением из этой торжественности был Алари. Сидя на комоде, он, казалось, не замечал всей серьезности ситуации. Увлеченный своим миром, он молча делал пометки в блокноте, отрешившись от тяжких забот, захвативших остальных.

Генерал понял, что ему придется привести своих самых лояльных людей в чувства:

— Ты хочешь меня этим упрекнуть, капитан? Для всех нас настали тяжелые времена. Когда ты осознаешь, что молодые ребята не всегда возвращаются, а многие из тех, что вернутся, останутся инвалидами, ты начинаешь понимать, что война — это жестокая реальность. И именно в момент, когда осознаешь это, воевать становится проще. Это только начало, и тебе придется отправлять людей на смерть, хочешь ты этого или нет, — очень тяжело произнес генерал. — Если вопросов нет, то все свободы. Ничего придумать мы сегодня уже все равно не сможем.

Генерал быстро вышел из зала, сопровождаемый Алари. Через мгновение вышел и Адайн полностью выдохшийся после дороги. В зале остались три капитана, охваченные вихрем эмоций и всеобъемлющим чувством недоумения и сопротивления разворачивающимся событиям.

— Я ничего не понял. Но у меня сложилось такое ощущение, что я лист лопуха, которым подтерли зад, — пробормотал Лодэс, его голос затих.

— Если у тебя сложилось такое впечатление, то в этот раз ты понял все правильно, — ответил капитиан кавалеристов. — А тебе Гэререн, я желаю удачи и сил. Самая тяжелая ноша теперь лежит на твоих плечах.

— Да, Гэререн, не падай духом. Как говорят у нас в авангарде «мешай дело с бездельем: с ума не сойдешь», — с умным видом произнес капитан авангарда.

— Благодарю за совет, но как это связано с моими проблемами?

— Да никак, — ответил Лодэс.

— Не акцентируй на нем внимание, Гэререн. Я вообще не понимаю, как его домочадцы такую бестолковщину терпят, — сказал Бэринон и пошел в соседнюю комнату за своим сыном Дулром уснувшим за столом. Бэринон нежно прижал к себе мальчика и удалился в соседнюю комнату, чтобы уложить его отдохнуть. В это время Лодэс уже ушел, а Гэререн вновь отправился на кухню, за очередной порцией крепкого чая, понимая, что ночь его будет бессонной.

Глава девятая. Начало страшного сна из прошлого

Утро залило мягким светом комнату, где в объятиях мягкой постели лежал Адайн и дремал в мирном покое. В памяти капитана померкли, стали далекими и неуловимыми те ночи, когда отдых был безмятежной гаванью, а тишина не таила в себе зловещих предчувствий. Последние годы Адайн провел среди полей ярких цветов, под калейдоскопическим пологом деревьев, украшенных царственными цветами — пурпурными, голубыми и неземными белыми. Ароматные лепестки, упругая листва и войлок были аккуратно сложены в импровизированную подстилку — свидетельство гармоничного слияния красоты природы и его находчивости.

Аромат цветения опьянял, а открывающиеся виды могли увлечь самого мечтательного фантазера, но реальность была не столь поэтична. Как бы ни был подготовлен человек к таким условиям, несколько ночей подряд, проведенных на неподатливой земле, вызывали боль в спине, шее, ребрах и ягодицах, особенно в скальной местности, где войлок укрывал лишь голые камни.

Поэтому капитан и его люди иногда искали убежища в придорожных трактирах. Нередко подобные трактиры были… мягко говоря, не самого лучшего качества. В этих заведениях, в комнатах стоял запах прежних постояльцев, стены были испещрены шрамами от нашествия крыс, кровати издавали истошный скрип, а на матрасах кишели клопами. Удивительно, но тело и душа Адайна оказались невосприимчивы к подобным неудобствам. В нем иссяк колодец чувств, подобно выцветшей ткани старой одежды, томящейся в шкафу и ставшей жертвой постоянного нашествия моли

Но в этот день Адайн проснулся в совершенно противоположной обстановке. Его покои излучали минималистическую элегантность, отражая его скромные желания. В комнате царила чистота и порядок. Одежда лежала на полках сложенная с аккуратностью, обувь была выверена до совершенства, носки каждой пары были направлены в сторону входа в комнату. Комната капитана была портретом сдержанной утонченности, отражением его характера и образа мыслей.

Но столь желанный отрезок времени, гнусно прервался появлением Ала́ри — внезапным, словно упершиеся в спину лезвие предателя. В дремоту Адайна ворвался раздражающий голос Алари:

— Адайн! Адайн! Просыпайся, слышишь, что я говорю? Вставай!

Глаза Адайна открылись, он копотливо зевнул, лениво потянулся и сел на край кровати.

— До чего ты мне надоел…

— Я надоел? Это ты мне надоел. Я сколько тебя уже бужу тут, а ты никак не встаешь. И вообще, мы виделись всего ничего, когда я успел тебе надоесть?

— Видишь, как быстро ты надоедаешь людям. На твоем месте я бы задумался над этим. Возможно, это твой скрытый и разумеется, бестолковый талант, но ты должен радоваться и этому, ведь хоть какой-то талант в тебе имеется, — с традиционной грубостью и прямолинейностью ответил Ада́йн.

Алари никак не отреагировал на оскорбительное высказывание капитана. Он был занят делами, а именно: он прищурился, пытаясь разглядеть неуловимые пылинки, пытающиеся поймать лучи Есуры, пробивающиеся сквозь оконное стекло.

У Адайна было достаточно времени, чтобы одеться, побрызгать водой на лицо, выйти в мир и направиться к царственному замку. Лишь у самого порога дворца Алари догнал капитана и проводил его в тронный зал. Однако по прибытии выяснилось, что король отсутствует. Алари, не желая медлить, удалился, оставив Адайна. Адайн в ожидании сел на ступеньку трона, прямо напротив охраняемой гвардейцами двери, где король проводит встречи с высокопоставленными командирами.

Капитан разведчиков фривольно распластался на тронных ступенях, напрочь позабыв о бонтоне. Его внимание было приковано к гвардейцу, стоявшему у двери, на расстоянии вытянутой руки от капитана. Однако резкое появление короля нарушило его задумчивость.

— Капитан Адайн, благодарю вас, что откликнулись на приглашение! — раздался в обширном зале голос короля.

Несмотря на королевское обращение, Адайн не сводил с гвардейца пристального взгляда. Только когда король приблизился, капитан наконец отвел взгляд и признал присутствие монарха.

— Я рад видеть вас, — минорно озвучил Адайн. — Меня мучает вопрос: когда это гвардейцы стали такими… сгорбленными?

— О чем ты? — лицо короля исказилось в замешательстве.

— Доспехи, хоть и тяжелые, но их носят гвардейцы, хорошо обученные искусству сохранять жесткую позу в течение долгих часов, — ответил Адайн. — Ты выдал сам себя, — не проявляя эмоций промолвил капитан, смотря на понурого гвардейца. — Твои нечищеные ботинки, покрытые пылью, говорят, что шел сюда ты давно. Подошва с засохшей грязью намекает о сельском базаре, там как раз сегодня ярмарка проходит, свиней на показ привезли. Для человека, который с малых лет служит в королевской гвардии — подпоясан ты неудачно, доспехи тебе не по размеру, а твое тяжелое сопение, напоминают о бремени их ношения.

Слова