впереди. Ренн уже успела заметить, что ему не нравится, когда его обгоняют.

«Если бы Торак был здесь, – думала Ренн, – мы бы менялись местами. Мы бы поплыли наперегонки, и он бы выиграл. Я бы его забрызгала, а под конец мы бы забрызгали друг друга и смеялись… Что я делаю? Зачем плыву за единоутробным братом, которого едва знаю?»

Перед ней в лодке лежал прощальный подарок Танугеак: небольшой водонепроницаемый мешок из шкуры тюленя, который на месте шеи затягивался на шнурок. А еще Танугеак провела обряд очищения для лука, чтобы умиротворить Мать-Море, и подарила колчан из стенок желудка и стрелы из легких и крепких китовых костей. Ренн была ей благодарна, но теперь она вдруг поняла, что со всем этим снаряжением, с одеждой из шкуры тюленя и лодкой из шкуры моржа у нее почти не осталось ничего из Леса.

Неудивительно, что Волк не хотел к ней подходить. Она разлучила стаю. Ей вдруг стало страшно от мысли, что она никогда не сможет найти путь обратно.

– В этой бухте есть источник, – крикнул Наигинн. – Выйдем на берег и заполним бурдюки.

Ренн бухта не понравилась. Здесь все было пропитано жестокостью и грозило скорой гибелью. Скалы были изрезаны, словно изрублены гигантским топором, от ручья поднимался пар, и пахло тухлыми яйцами, как от кровавика. Ренн опустила руку в воду и, вскрикнув, сразу вытащила – вода была горячей.

– Здесь шкура земли тоньше, – понизив тон, сказал Наигинн. – Иной Мир очень близко.

– Это я чувствую. Демоны сражаются, чтобы выбраться наружу.

Наигинн заметно удивился.

– Я ничего такого не чувствую. Наверное, это дар колдуньи тебе подсказывает.

Ренн не ответила, и он продолжил:

– Если тебя так беспокоит, что Торак может нас нагнать, почему ты не наслала на волка заклятье, чтобы сбить его со следа?

– Не хочу.

– Почему?

– Почему бы тебе самому это не сделать? У тебя ведь и мать, и отец были колдунами, ты в этом деле должен быть лучше меня.

Наигинн покачал головой:

– Я простой охотник, колдовского дара у меня нет.

Ренн по голосу поняла, что ему не нравится в этом признаваться.

Ветер принес крики птиц и запах помета. Ренн проплыла следом за Наигинном за отрог, и ее окружил жуткий гомон.

Отвесные, белые от помета скалы звенели от пронзительных криков тысяч морских птиц. Стаи кайр и моевок дрались за место и охраняли птенцов от поморников, которые норовили найти легкую добычу. Вонь стояла такая, что тошнота к горлу подкатывала.

Одна моевка спикировала в воду рядом с Наигинном и вынырнула с полным клювом дергающейся мойвы. Тут же появился поморник. Он атаковал более слабую моевку, заставил ее выпустить рыбу и заглотил добычу прямо в воздухе. Наигинн рассмеялся.

Мимо Ренн пролетела самка тупика и бухнулась в воду перед лодкой. Клюв у нее был набит рыбой, да и желудок она тоже успела набить, так что теперь не могла даже взлететь с воды и поплыла, загребая короткими крыльями и широкими оранжевыми лапами. Ренн немного свернула, а птица наконец с трудом поднялась в воздух и полетела обратно в небольшую норку в скале, где ее ждали птенцы.

Рип и Рек налетели на кайр, которые тесно сидели рядком на уступе скалы. Кайры с криками сорвались с уступа, а вороны с яйцами в клювах полетели дальше, причем на лету гадили в Море. Эта картинка натолкнула Ренн на одну мысль.

– Думаю, я знаю, как сбить Волка со следа! – крикнула она Наигинну.

– Не подплывай слишком близко! – крикнул он в ответ. – Эти скалы неспокойные, станешь их злить, забросают камнями!

Ренн успела свернуть как раз вовремя, чтобы не столкнуться с подводной скалой.

– Возвращайся! Ты слишком близко! – кричал ей Наигинн.

– Мне нужен помет!

Но Ренн понимала: птичий помет нужен не только, чтобы сбить со следа Волка, – так она наказывала себя за то, что бросила Торака.

Когда она оказалась в прохладной тени скалы, крик птиц стал оглушающим, а от вони резало глаза. Здесь Море было необычного бирюзового цвета, воду усыпали белые перья, Ренн заметила покачивающуюся на волнах мертвую кайру, птица смотрела на нее невидящими глазами. Когда Ренн посмотрела вверх, даже голова закружилась – морские птицы порхали в небе, словно хлопья серого снега.

Фин-Кединн как-то сказал, что под водой всегда не меньше птиц, чем в небе. И это было правдой, под водой рядом с лодкой, словно бледные призраки, порхали морские птицы.

– Ренн, плыви назад! Я серьезно! – сердито кричал Наигинн.

Вонь была такой сильной, что приходилось дышать ртом. Со скалы посыпались мелкие камни. Скалам не нравилось, что она подплыла так близко.

Волна приподняла лодку и ударила о скалу. Ренн сдернула рукавицу и принялась голой рукой собирать помет. Помет был белым и липким. Задыхаясь от вони, Ренн втирала его в парку.

«Хорошо. Теперь еще раз».

– Быстро назад! – зло вопил Наигинн.

Скалы начали сбрасывать камни покрупнее. Один больно ударил Ренн по плечу, но она продолжала обмазывать парку пометом. Измазавшись почти вся, оттолкнулась веслом от скалы и поплыла в Море.

– Ты что делаешь? Тебя могли убить! – Красивое лицо Наигинна налилось гневом.

– Я должна сбить Волка со следа.

– Я же кричал, чтобы ты возвращалась!

– Ну и что?

Они зло смотрели друг другу в глаза.

Наигинн встряхнулся:

– Ты сумасшедшая! Знаешь об этом? И от тебя воняет.

Ренн криво усмехнулась:

– К этому я и стремилась.

Наигинн хмыкнул:

– Обещай, когда найдем место для стоянки, ты устроишься с подветренной стороны.

– Обещаю.

Ренн стало немного легче. Она нашла способ безо всякого колдовства сбить Волка со следа. И на такое ее мать никогда бы не пошла.

А потом она поняла, что теперь Торак с Волком никогда ее не найдут, и в душе образовалась такая пустота, что в голос выть захотелось.

Глава 13

Следы белого медведя кричали на Торака с берега. Каждый – размером с его голову, и все очень свежие и очень глубокие, а значит, и медведь, который их оставил, был очень, очень большим.

Торак медленно встал на ноги. Темно-серый песок был усыпан плавником и белыми костями. Скала в конце бухты обрушилась и превратилась в груду валунов темно-розового гранита. Торак почувствовал запах ручья, от которого несло протухшими яйцами. Он уже знал, что вода в этом ручье окажется такой же горячей и противной на вкус, как и в предыдущем, но его мучила жажда, и это все решило. Но так было до того,