с головы до ног.

Времени на то, чтобы попросить прощения за сорванную охоту, не было. Темные глаза кита встретились взглядом с Ренн, и она прочитала в них фразу: «Ты для меня – точка на волне, я не желаю зла, но тебя это не спасет…»

И после этого кит ушел под воду. Задел хвостовым плавником нос лодки Ренн, и она отлетела в одну сторону, а лодка в другую.

Последнее, что слышала Ренн, перед тем как упасть в Море, – шлепки лап буревестников по воде и голос Наигинна, который выкрикивал ее имя.

Глава 16

Ренн было так холодно, как не бывает никогда и никому. Торак синими губами беззвучно произносил ее имя. Их разделяла стена изо льда. Ренн стучала кулаками по ледяной стене, но стена была прочнее кремня. В голове Ренн звучал смех матери: «Не пытайся, вам не быть вместе».

Ренн вздрогнула и пришла в себя.

Она лежала под шкурой оленя. Было холодно. Рядом стоял ушат из сыромятной кожи. Из ушата воняло мочой, совсем как в женской части убежища Нарвалов на месте встрече племен.

Парка и штаны исчезли, Ренн осталась в местами прогнившей рубахе длиной до щиколоток. Нож все еще был привязан к ноге, свисток из утиной кости висел на шее, а запястье было обмотано повязкой Торака. Но больше ничего.

Потом увидела над собой встревоженное лицо Наигинна.

– Ты как? – спроси он.

– Как будто упала с утеса, – пробормотала она в ответ.

– Хорошо еще, что шею не сломала.

– Мы сейчас в Вайго?

Наигинн кивнул.

– Мне холодно.

– Не могу занести тебя внутрь. Это против закона.

Ренн со стоном повернулась к стене и оказалась «лицом к лицу» с толстой, как бревно, костью. Потрогала пальцем и тут же почувствовала, как сквозь тело прошла горячая волна. Воздух стал ярким и пахучим. И на нее навалилось видение.

Ренн шла по шепчущей осоке, а вокруг паслись существа, которых она никогда в жизни не видела. Олени выше лосей, лошади не больше собак. Ей не было страшно – она чувствовала, что находится в Далеком Прошлом и видит то, что было когда-то давно.

С другой стороны долины доносился жуткий рев. На Ренн медленно двигались огромные косматые существа. Маммуты. Они вскапывали бивнями землю с осокой и то и дело прикасались друг к другу длинными хоботами. Маммуты издавали похожие на раскаты далекого грома звуки. Ренн чувствовала их единение и умиротворение.

Картинка видения изменилась. Теперь равнину накрыли облака, и мужчины с отравленными копьями преследовали маммутов. Вороны клевали туши, пока от них не оставалось ничего, кроме белых костей.

– Ты все это видела? – спросил Наигинн.

Ренн услышала в его голосе нотки благоговейного страха и зависти и поняла, что описывала видения вслух.

– Мне холодно, – простонала она.

Наигинн ушел, но вскоре вернулся и перенес ее в задымленную и душную мужскую часть убежища. И там уложил возле костра на шерсть мускусного быка.

– Как у тебя получилось? – спросила Ренн.

– Сказал им, что ты видела маммута. Они не верят, что у женщины может быть такое видение, поэтому решили, что у тебя душа мужчины.

Когда Ренн очнулась в следующий раз, поняла, что согрелась, а все тело ныло от боли.

К дыре для выхода дыма подвесили вырезанную из кости и измазанную в крови фигурку нарвала размером с ладонь. Но это убежище отличалось от того, которое Ренн видела на месте встречи племен. Его построили из массивных костей маммута: огромные ребра обтянули закопченными от дыма моржовыми шкурами, костер окружали воткнутые в землю зубы, каждый размером со ступню взрослого мужчины. Возможно, на Дальнем Севере только останки сакральных существ и защищали племя от демонов.

Наигинн сидел на позвонке маммута. Он, как и все мужчины, с которыми разговаривал, был голым по пояс. К ним, шаркая, подошла старая женщина. Она тоже была обнажена по пояс, сморщенные груди покачивались, как пустые бурдюки для воды. Женщина принесла склизкое темное мясо на лопаточной кости маммута и сразу ушла. Ренн была голодна, но никто не предложил ей поесть.

На стене, у Ренн за спиной, два бивня маммутов образовали арку. Из этой арки на нее смотрела маска колдуна. Ренн, преодолевая боль, приподнялась на локоть. С маски на землю спускалась грива красных водорослей, а вместо лица была вырезанная из дерева голова баклана с острым клювом и узкими зелеными глазами. За маской к земле спускались две веревки. Если потянуть одну – колдун открывал клюв и появлялось второе лицо. Красная грива подсказала Ренн, что это – лицо солнца.

Только очень искусный колдун способен использовать маску с двумя лицами. Ренн догадалась, что Марупай, надевая ее, превращался в баклана и летел к солнцу – говорить с духами.

Возможно, Наигинн был прав, возможно, его отец ей поможет.

Вернулась старуха с ковшом из сыромятной кожи.

Наигинн забрал у нее ковш и кивком отослал обратно.

Потом сказал Ренн:

– Ешь.

В ковше была вонючая зеленая слизь.

– Что это? – спросила Ренн с набитым ртом.

– Помет белых куропаток.

Ренн выплюнула все, что было во рту.

– Вы едите помет?

– Я – нет, у меня есть кивяк. И я не женщина. Выпей вот это. Это полынь, она отгоняет лихорадку.

Ренн заставила себя выпить горькую настойку, откинулась на спину и закрыла глаза.

– Как я здесь оказалась?

Наигинн рассказал, как вытащил ее из Моря.

– Ты была такая бледная, я подумал, ты умерла.

– А что с моей лодкой?

– Разбилась.

– Мое снаряжение? Хоть что-то спас?

– То, что было при тебе: мешочек с целебными зельями, мешочек с трутом, топор, нож. И еще свисток из кости.

– А мой лук?

– Нет.

Ренн ничего не сказала. Она не любила этот лук так же, как прежний, но он хорошо ей служил и не должен был закончить столь бесславно.

– Твоя маскировка вся смылась, – заметил Наигинн. – Старейшины никогда не видели таких женщин. Пока я не сказал, что ты видела маммута, они думали, ты демон.

– А моя одежда? Где она?

– Башмаки сушатся, остальное сожгли. Твоя одежда воняла.

– А эта – нет?

Наигинн улыбнулся:

– То, что ты сделала… Ты и вправду сумасшедшая.

– Я решила часть загадки.

– И получила какие-то ответы?

– Не думаю, что эта загадка из тех, что дают ответы. Она ставит цели.

Один мужчина сказал что-то Наигинну на языке племени Нарвала. Его усы напомнили Ренн о морже.

– Это твой отец? – спросила она, когда тот ушел.

– Нет, он один из наших старейшин, –