Абрахама на то, что любимые также являются объектом агрессии: сильные чувства к кому-либо также носят двойственный характер. В конце концов, те, кого мы сильнее всего любим, разочаровать нас могут сильнее всего. Если мы считаем, что любимый человек что-то у нас отобрал, мы считаем ворами себя. Потому-то и возможно самобичевание после кражи из офиса коробка скрепок. Другим кажется, что это пустяк; однако чувства страдающего депрессией порождены ощущением, что у него отобрали нечто, в чем он остро нуждался. Кража коробка скрепок – символический маркер какой-то действительно важной вещи, ощущаемой как украденной. Первоначальная цель, на которую направлено желание наказания, тот самый реальный вор, была интроецирована и теперь является частью личности самого человека. До тех пор пока она остается в подсознании, она не подлежит рациональному обсуждению; оттого-то Фрейд и считал, что опровергать ее бесполезно.

Степень предполагаемого неприятия биологического аспекта депрессии в психоанализе преувеличена, местами очень сильно[253]. На первой же странице «Скорби и меланхолии» Фрейд заявляет: многие случаи депрессивной болезни могут иметь биологическую природу[254]. Он же пытался объяснить и те болезни, что не имеют таковой. Да, некоторые психоаналитики не принимали во внимание биологию, но они в меньшинстве. Фрейд и большинство его последователей полагали, что тело и психика сложным образом взаимосвязаны, но заостряли внимание на ментальных аспектах, так как биологических знаний того времени просто было недостаточно.

Самым большим отходом Фрейда от Абрахама стал упор на интроекции. Хотя Фрейд как-то написал Абрахаму, что тот все же скоро согласится с учителем[255]. И оказался прав. Спустя несколько лет после выхода «Скорби и меланхолии» Абрахам вернулся к теме, принимая во внимание концепцию интроекции. Новая работа Абрахама была пронизана почтительным отношением к Фрейду, хотя и не без укола в адрес учителя: мол, тот воспринимает меланхолию интуитивно, а не посредством углубленного клинического опыта[256]. Теперь Абрахам отдавал Фрейду должное, замечая, что депрессия не просто гнев, обращенный внутрь, а еще и направленный на интроецированный объект.

Мелани Кляйн, ученица Абрахама, стала следующей важнейшей фигурой в науке о депрессии. Кляйн направила идеи Фрейда по траекториям столь новым, что кое-кто задавался вопросом, а стоит ли их относить к фрейдизму? Сама Кляйн настаивала, что это он и есть – в отличие от других радикальных новаторов, которые отстранялись от фрейдизма, чтобы сохранить свое место в кругах психоаналитиков.

Кляйн родилась в Вене в 1882 году и много страдала в течение жизни. В детстве она лишилась брата и сестры, а ее муж вскоре после свадьбы стал заводить интрижки. Большую часть времени, от двадцати до тридцати лет, она страдала от собственной депрессии. С ранних лет она интересовалась медициной и стремилась в интеллектуальные круги; сначала она работала в Будапеште с психоаналитиком Шандором Ференци, ближайшим соратником Фрейда. После Мелани переехала в Берлин и работала с Абрахамом, но из-за роста немецкого антисемитизма уехала оттуда и отправилась в Великобританию, где стала, вероятно, самым влиятельным британским психоаналитиком и основателем школы психоанализа и теории объектных отношений. Она первая начала заниматься психоанализом детей и прославилась изобретением «игрового» метода: дети играли в ее присутствии, а не сидели на кушетке, как взрослые, потому что такие приемы были для них настоящим испытанием. В отличие от многих, Кляйн делала большой упор на роль матери в развитии ребенка, противопоставив ее роли отца. Кляйн сама была матерью, что значительно помогло ей продвинуться в этом вопросе.

Кляйн разделяла мнение Абрахама о причинах агрессии младенцев. Она полагала, что двойственные чувства к матери становились моделью для иного расщепления, с которым может столкнуться человек в дальнейшей жизни. Двойственность чувств в отношении матери была неизбежной и одновременно сильной, поскольку мать могла и дать больше всех, и отнять тоже. Это, по ее мнению, являлось общей проблемой человечества; а если ее не решить, она может привести к психическим заболеваниям.

Кляйн разработала теорию психологических позиций: параноидально-шизоидной и депрессивной. Данные позиции изначально представлялись как стадии развития ребенка, но, в отличие от представителей многих других психологических систем, Кляйн полагала, что люди их проходят нелинейно, а циклически в течение всей жизни. Первые пять месяцев жизни ребенка он проходит параноидально-шизоидную позицию. Параноидальная она потому, что младенец проецирует деструктивные импульсы на мать и остальных окружающих его людей, таким образом воображая собственное преследование. Проецирование агрессии на окружающий мир объясняет и детские ночные кошмары вроде чудовища под кроватью[257]. Шизоидная часть – это расщепление. Необходимость поддержания двойственного отношения к тем, кто растит ребенка, приводит в фантазиях к расщеплению их на только хороших и только плохих, к невозможности видеть воспитателей цельными и сложными. В депрессивной позиции ребенок получает возможность рассматривать мать как цельную личность. И от этого испытывает угрызения совести из-за деструктивных фантазий: он понял, что они направлены на любимый объект. С угрызениями совести приходит желание компенсировать ущерб. Параноидально-шизоидная и депрессивная позиции имеют разные основания для тревоги. При первой – преследовать и уничтожить. Во второй – беречь любимый объект[258].

Депрессивная позиция имеет угнетающий эффект, но сама по себе клинической депрессией не является. Депрессивная позиция – нормальная и здоровая стадия роста. Агрессивность и следующие за ней угрызения совести универсальны. Особенно порождает депрессивную позицию отнятие от груди, ощущаемое, как потеря[259]. Материнская грудь символизирует любовь, безопасность и все хорошее на этом свете. Однако в случае, если агрессивные импульсы чрезмерны, это может привести к клинической депрессии, если конфликт должным образом не разрешится. Проработка депрессивной позиции означает появление терпимости к страху и чувству вины. В этом может помочь мать, способная выдержать периодическую агрессию и печаль[260]. Она служит ребенку доказательством того, что фантазии о разрушении не влекут за собой настоящего вреда[261]. Рост навыков, расцвет творческих способностей и способность контроля над враждебными импульсами – все это увеличивает созидательные способности ребенка и помогает бороться с депрессивными чувствами[262].

Депрессивная позиция не просто не ведет к болезни – это потенциальный путь к психическому здоровью. Она позволяет видеть объекты целиком (избавляет от расщепления) и заниматься созидательным трудом. Однако если на этом этапе возникнут проблемы, это может привести к психическому заболеванию, проявляющемуся в чрезмерном самобичевании или же отчаянных попытках отрицания вины. Желание восторжествовать над родителями приводит к возрождению вины за агрессию в раннем возрасте[263]. Оттого-то депрессия и появляется в неожиданное время: когда человек переживает успех, а не испытывает неудачи.

Штекель, Абрахам, Фрейд и Кляйн имели собственные идеи и ключевые акценты. В совокупности они формируют теорию депрессии, согласно которой депрессия – гнев, обращенный