требуя раскрыть имена коммунистов, находившихся у нее в терапии. Она отказалась, за что ее посадили в тюрьму. Ей удалось спастись, после чего она эмигрировала в Соединенные Штаты, где еще несколько десятилетий лечила страдающих депрессией. Ее работы по данному вопросу подкрепляются обширной клинической практикой[274]. Отделяя депрессию от печали, Джейкобсон обратила внимание, что многие пациенты желали грустить, потому что видели в этом путь к возможности снова ощущать эмоции, чтобы испытать облегчение от «мертвенности» депрессии. Она делала упор на неспособность матери понять и принять ребенка. Также Эдит считала, что многие депрессии, особенно психотического типа, очевидно, имеют и биологические корни[275].

В 1950-х годах в Вашингтоне (округ Колумбия) группа психоаналитиков под руководством Фриды Фромм-Райхман предположила, что зависть и страх зависти – ключевые элементы депрессии. Они описали «синдром Иосифа», по имени библейского персонажа, при котором именно любимый ребенок родителей, как ни странно, более склонен к депрессии. Такие дети боятся агрессивной зависти братьев и сестер, и поэтому не уделяют себе достаточно внимания, прячут свои таланты, и это проникает в глубь их личности. Запрещая себе развивать свои задатки, они могут начать думать, что не имеют таковых вовсе. У таких людей может развиться депрессия в неочевидный период жизни (скажем, после повышения на работе)[276].

Карл Юнг: депрессия как возможность

Большинство согласится с тем, что депрессия – это плохо. Неужели в ней есть что-нибудь хорошее? Карл Абрахам полагал, что она удовлетворяла потребность в самобичевании. Прискорбная форма «добра». Швейцарский психотерапевт Карл Юнг отнесся к депрессии более благосклонно. Он полагал, что она может способствовать личностному росту и творческому импульсу.

Работая некоторое время вместе с Абрахамом в психиатрической лечебнице, Юнг разработал свои идеи бессознательного, во многом параллельные с идеями Фрейда. Встретившись лично, они начали интенсивно переписываться и сотрудничать. Отчасти из-за большого числа евреев среди своих последователей и опасения, что все движение будут называть «еврейским», Фрейд нарочно выбрал швейцарца Юнга своим преемником на посту лидера[277].

Но ничего не вышло. Юнг продвигал идеи, которые, по мнению Фрейда, слишком отличались от психоанализа. Швейцарец сомневался в том, стоит ли отдавать сексуальности центральное место в своих воззрениях так, как это делал Фрейд. Либидо, определяемое Фрейдом как «сила человеческой сексуальности», Юнгом определялось куда шире – как «любая психическая энергия», или «эмоциональная вовлеченность», которая может включать в себя и сексуальность, и другие аспекты личности. Также Юнг гораздо свободнее мыслил о духовной природе человека, тогда как воззрения Фрейда по данному вопросу граничили с мистицизмом. Поначалу Зигмунд Фрейд терпел небольшие расхождения; но в какой-то момент отступление преемника от основ психоанализа уже зашло слишком далеко. Юнг продолжал развивать собственную психологию бессознательного, – отдавая должное Фрейду, он все же признавал его идеи ограниченными.

Карл Юнг начал с того, что придал понятию «депрессия» двойное значение: настроение и болезнь[278]. В первом случае люди стараются ее игнорировать. Депрессия становится болезнью, отмеченной обесцениванием себя, в тот момент, когда у человека утрачивается мотивация меняться из-за снижения «психической энергии». Юнг верил, что у людей существует ограниченный запас психической энергии, распределенный между сознательным и бессознательным. При депрессии эта энергия буквально отворачивается от мира и уходит в бессознательное. «Психическая энергия» не может быть исчисляемой подобно, скажем, электроэнергии, – но если так, откуда мы знаем, что она существует? Однако любой, кто сталкивался с депрессией как пациент или же как врач, может описать уменьшение энергии и жизненных сил, не объяснимое никакими физическими параметрами: ни количеством потребляемых калорий, ни отсутствием двигательной активности, ни недостатком сна. Сколько бы ни спал страдающий депрессией человек, ему всегда мало, и наутро он всегда просыпается без сил.

Но почему вся эта энергия поглощается подсознанием? Депрессия, считал Карл Юнг, – знак того, что человеку требуется уделить внимание бессознательному, которое машет рукой и говорит: «Эй, перестань носиться с внешним миром, посмотри на меня, мне есть что тебе сказать». Юнг делал упор на творческий потенциал бессознательного и видел в депрессии возможность личностной трансформации. Человеку требовалось заглянуть вглубь себя, отыскать то, куда уходит психическая энергия; часто это проявлялось в виде фантазий или образов.

А значит, депрессия, несмотря на всю свою болезненность, может приводить к личностному росту. Увлеченный мифологией Юнг сравнивал депрессию с сошествием героя в нижний мир для борьбы с чудовищем, приводящим к символической смерти самого героя. Юнг считал, что в действительности так умирают установки депрессивного состояния. Склонность считать себя вечной жертвой, к примеру, может и исчезнуть, – но только если считаться с темнотой бессознательного. Страдающие депрессией могут настолько замыкаться в себе, что не замечают возможностей, предлагаемых депрессией. Лампочка должна захотеть меняться.

Был ли Юнг прав в том, что депрессия – это возможность? Социолог Дэвид Карп при написании своей книги о тех, кто принимает антидепрессанты, опрашивал людей, задавая вопрос: видели ли они положительные стороны своего состояния? Почти все респонденты сказали, что стали более осознанными, чувствительными и проницательными[279]. Самому Карлу Юнгу, однако, депрессия виделась тупиком. Путем к творческому росту и раскрытию потенциала она становилась лишь будучи преодоленной.

Юнг, как и Фрейд, редко задумывался над тем, почему у одних депрессия бывает, а у других нет. Как и Абрахам, Юнг осознавал вероятность врожденной склонности, но полагал, что терапия не должна зацикливаться на причинах; скорее, требовалось уделить внимание дисбалансу психической энергии. Честный взгляд на фантазии, ассоциируемые с депрессией, мог избавить пациента от всепоглощающего внимания к подсознанию и высвободить психическую энергию для использования во внешнем мире.

Психоанализ во времена «сломанного мозга»

Интересно, если бы «Прозак» существовал в годы работы Зигмунда Фрейда, прописывал бы он его своим пациентам? Вкратце расскажу показательный случай, произошедший в 1970-е годы: в эпоху доступности антидепрессантов врач Рафаэль Ошерофф проходил лечение от тяжелой депрессии исключительно методом психоаналитических сеансов. После выписки из клиники он подал на больницу и врачей в суд и выиграл дело, – аргументируя свой иск тем, что не получил надлежащего лечения. Сопротивление психоаналитиков физическим методам лечения стало актуальной темой, и пример с Рафаэлем – яркое тому подтверждение.

Однако весьма вероятно, что Фрейд не просто был бы открыт новым физическим способам лечения, но горячо рекомендовал бы их. Карьеру врача Фрейд начинал как невролог и очень рассчитывал на терапевтическую силу лекарств[280]. В конце жизни он настаивал, что наука обязательно найдет биологические причины психических заболеваний[281]. Вероятнее всего, как и многие его последователи, он думал, что открытие физиологических предпосылок – лишь первый шаг, а более глубокому воздействию