Но этот обед подарил массу впечатлений, которые потом долго укладывались внутри, осознавались, принимались разумом. Быть частью толпы и одновременно быть вне ее, наблюдать, неуверенно улыбаться в ответ на широкие улыбки туристов, которые, как и я, таращились на все и всех подряд и щедро делились восторгом от Парижа, города, который Хемингуэй назвал праздником, который всегда с тобой.

Пару раз я ошеломленно наблюдала за наглыми парнями, которые, как усмехнулся Жак, «втюхивали нам всякую дребедень»: магниты, брелки и кучу всякой всячины. Скоро мои карманы были забиты этой ерундой, но почему-то приятно грели ладошку, стоило дотронуться до них и потом благодарно посмотреть на моего Волка, мягко, как-то таинственно ласково улыбавшегося.

На одной из туристических улочек мой взгляд сам собой прилип к витрине большого детского магазина. Там было столько игрушек! Особенно мне понравился большой единорог, светло-зеленый, с розовым рогом. Я даже не сразу поняла, зачем Жак остановился, а потом повел меня в этот магазин. Спустя полчаса мы вышли оттуда с тем самым плюшевым единорогом и пакетом, доверху наполненным нарядными тетрадками, блокнотами с переливающимися обложками, цветными ручками, украшенными перьями и игрушками.

Присев затем на стул в уличном кафе, наслаждаясь отдыхом и кофе с пирожным, я гладила мягкую зеленую ногу волшебного зверя, и совершенно неожиданно мне пришла в голову новая сказка. Наверное, самая-самая волшебная из придуманных мной историй. Я достала тетрадь, толстую малиновую ручку и начала записывать…

Только ощутив легший мне на плечи пиджак, я вернулась в реальность. Жак сидел рядом, положив руку на спинку моего стула и выглядел довольным. Мое поведение его не обидело и не раздражало. Словно большой пес рядом с любимой хозяйкой, он щурил свои невозможно, удивительно черные глазищи, наблюдая за окружающим миром, держа все под контролем, оберегая меня.

Внутри что-то дрогнуло и словно раскололось на мелкие кусочки, грудь буквально затопило обжигающей волной. Мой герой… мой, пара, волк, любимый… Солнце играло в его черных волосах, ласково касалось смуглой щеки и мне тоже до зуда в пальцах захотелось его коснуться. Я решилась удовлетворить это желание, «забыв» о прохожих, нашей охране, что сидела неподалеку, о своих страхах и робости. Подняла руку и положила на щеку Жака. Я наслаждалась ее теплом, легкой шершавостью от щетины, его запахом и исходящей от него сокрушительной силы. Силы, не пугающей, как раньше, — а оберегающей, защищающей от всего плохого на свете, приносящей счастье.

— Что-то хочешь? — заботливо спросил Жак, накрывая мои пальцы ладонью, продлевая и мое, и свое удовольствие.

Сначала я мотнула головой, но потом выдохнула тот жар, что пылал внутри, в сущности, откровение:

— Я люблю тебя, Жак!

Он, не моргая, смотрел на меня с полминуты, потом, сглотнув, неуверенно улыбнулся и хрипло поинтересовался:

— Ты в тетради мои достоинства описывала целый час? Если — да, я тогда совсем загоржусь!

Возможно, кто-то другой бы расстроился, а может и обиделся подобному ответу, но я видела, насколько растерялся мой Волк. Он пытался скрыть удивление, но был слишком ошеломлен наверняка неожиданным признанием, вот и ляпнул первое, что пришло в голову, лишь бы не молчать. Поэтому, обняв его, прижалась щекой к его плечу, затем подняла лицо и, уже совсем робко заглянув ему в глаза, шепнула:

— В тебе так много достоинств, что для них не хватит всех этих тетрадей.

Жак обхватил широкой теплой ладонью мое лицо и по-прежнему хрипло переспросил:

— Значит мне не послышалось, ты правда меня любишь?

— Ага! — На моих щеках от жара смущения, наверное, яичницу уже жарить можно.

— А я тебя… до самой смерти! — выдохнул он.

Облизнув пересохшие губы под потяжелевшим взглядом Жака, я улыбнулась чуть свободнее и озорнее:

— Как в сказках? И жили они долго и счастливо и умерли в один день?

Жак усмехнулся, наклонился и, целуя меня в лоб и виски, поглаживая пальцами мои скулы, шепнул:

— Только так! Любимая!

Теплый ветерок треплет волосы, яркое полуденное солнце слепит глаза, заставляя меня жмуриться будто довольную кошку. Как же приятно сидеть на лавочке и наблюдать за жизнью детской площадки! В этом разноцветом мирке очаровательных малышей, пластмассовых ведерок, совочков, машинок, в окружении деревьев я чувствую себя спокойно. Хотя нет-нет, да кручу головой по сторонам и оборачиваюсь, чтобы увидеть, как в сотне метров позади, возле старинного серого замка Морруа, беседует десяток мужчин.

Но меня интересует лишь один из них — Жак. Сегодня он впервые отошел от меня так далеко, испытывая свою и мою выдержку, но так, чтобы я была в пределах его видимости. И мне спокойнее, и ему. Рядом с моим Волком, возвышаясь над ним на целую голову, стоит Тьерри Морруа. Они все утро и часть дня обсуждают со строителями и специалистами-консультантами ремонт стены, пострадавшей во время взрыва. К досаде владельцев и жителей поместья, в ней образовалась трещина.

Тьерри Морруа… истинный мессир, да, Жак прав, Фабиус де Лавернье совсем не тянул на этот титул, безумец нагло присвоил это гордое и ответственное звание. По-другому и не скажешь. Глава клана и Европейского совета при первой встрече, неделю назад, потряс меня до последней жилочки. Увидев его, ощутив сокрушительную силу ауры и мощи внутреннего зверя, я дрожала как осиновый лист. Даже не осознавая, поскуливала от ужаса. Кошмары прошлого оказались столь сильны, что я почти не соображала, что со мной творится. Жак, взбудораженный моим состоянием, под влиянием своего волка, рвавшегося на защиту пары, готов был сам кинуться на любого.

Как это не удивительно, но положение спас мессир — проигнорировал злобный и ревнивый рык Жака, спокойно шагнул ко мне, легонько приобнял за плечи, отвлекая меня от пары и прижал к своей мощной, широкой груди. Потом пару минут размеренно гладил меня по волосам, тепло, по-отечески ласково и покровительственно. Волк урчал внутри хозяина, делился со мной силой, спокойствием и уверенностью, пока мое тело само по себе расслабилось, волчица признала вожака стаи. Того, кто всегда впереди, ведет и защищает слабых. Первым встречает грудью любую опасность, заслонит от угрозы и, если надо будет, умрет за своих. Как мой прежний вожак Амадео, который погиб в огне, пытаясь спасти ребенка.

День появления в моей жизни Жака и встречу с мессиром Тьерри, первую, но очень многое изменившую, я не забуду никогда. Именно эти два вера позволили мне, наконец, ощутить себя дома, в безопасности, поверить окончательно, что моя личная сказка не выдумка, а реальность. Помогли расслабиться.

И Милана Морруа, пара Тьерри, — хрупкая тоненькая брюнетка с удивительными серыми умными глазами, похожая на фарфоровую статуэтку. Полукровка с необычным даром находить пары. Сопоставить их вместе с мессиром было сложно, слишком эфемерная она и громадный и основательный он. Как сказочная феечка и великан. Но противоположности притягиваются, как со смехом поделилась со мной Милана, поймав мой озадаченный, любопытный взгляд.