Инструмент был прекрасный. Чарити уже давно хотелось опробовать его. Она села за пианино и стала играть. Старый герцог остался стоять у камина. Марианна весело беседовала со своими родственниками и громко смеялась. Лорд Твайнэм уютно устроился на диване и закрыл глаза, собираясь вздремнуть после обильной еды. Маркиз Стаунтон подошел и встал за спиной жены.

– Прекрасно, любимая, – сказал он, когда Чарити закончила пьесу. Он нежно улыбнулся и поцеловал ей руку. – Вы поиграете еще – для меня?

– Не сегодня, Энтони, – ответила маркиза, слегка откидываясь назад и глядя мужу в глаза с нежной признательностью. Соглашаясь на его предложение, она и представить себе не могла, что будет вынуждена участвовать в спектакле. Все это было нечестно и не нравилось Чарити, Но беспокоило ее не только это. Она встала и, немного поколебавшись, направилась к камину. Герцог Уитингсби – такой изысканный и властный джентльмен. Так легко поддаться его обаянию и подчиниться его власти. Можно даже начать пресмыкаться перед ним, ведь в соглашении с маркизом Стаунтоном ей отведена лишь роль тени своего мужа, не более того. Но она не будет пресмыкаться перед ним! Чарити взяла герцога под руку и улыбнулась, заметив его изумленный взгляд.

– Отец, – обратилась она к нему, – не хотите ли присесть? Вы выглядите усталым. Я велю принести чай и налью вам чашечку, не возражаете?

Герцог действительно выглядел плохо. Казалось, он держится на ногах только усилием воли.

В комнате воцарилась удивленная тишина. Все затаили дыхание.

– Благодарю вас за внимание, сударыня, – после молчания, которое, казалось, длилось целую вечность, ответил герцог Уитингсби, – но предпочитаю стоять. И я не пью чай вечером.

– О! – в замешательстве воскликнула Чарити. Она продолжала держать герцога под руку, не зная, что сказать, что делать и куда идти. – Можно я постою здесь с вами немного? На всех картинах в этой комнате только пейзажи. А где-нибудь есть портреты? Я имею в виду семейные портреты?

– В доме есть галерея, – вежливо ответил герцог. К их разговору все прислушивались, затаив дыхание. – Да, там есть портреты членов семьи. С удовольствием покажу их вам завтра утром, сударыня.

– Благодарю вас, – сказала Чарити. – Я буду очень рада. А там есть ваш портрет? И портрет Энтони?

Герцог поджал губы и еще больше напомнил ей мужа. А потом свекор рассказал ей о портрете, который был написан всего за два года до смерти ее светлости. Он рассказал о некоторых старинных портретах членов семьи. Один из них был написан Ван Дейком, а еще один – сэром Джошуа Рейнолдсом.

Руки у герцога, как заметила Чарити, были красивые, ухоженные. Сквозь тонкую, как пергамент, бледную кожу просвечивали голубые вены. «Он не лгал, когда сообщал сыну об ухудшении своего здоровья, – подумала она, – Он действительно болен». И ей стало жалко старого герцога. Хотелось бы знать, способен ли он кого-нибудь любить? Любил ли он свою жену? Любил ли своих детей? Любил ли ее мужа?

Чарити пришлось напомнить себе, что дела этой семьи ее совсем не касаются, ведь ей нужно лишь сыграть отведенную ей роль, чтобы заработать денег на будущую жизнь со своей собственной семьей. Ей хотелось иметь как можно меньше общего с этим странным, холодным, одиноким человеком и с его молчаливой, мрачной, грустной семьей. И с его сыном, за которого она вышла всего день назад и с которым провела прошлую ночь. Ее муж. Ее временный муж.

Это был напряженный, утомительный день. И она была рада, что он уже заканчивается.

Маркиз Стаунтон проснулся на рассвете, хотя заснул очень поздно. Он лежал и смотрел в полутьме на знакомый узор балдахина над кроватью. Потом стоял у окна, нервно барабаня пальцами по подоконнику. Озеро в парке серебрилось в лунном свете.

Его охватило беспокойство. Впечатления предыдущего дня беспорядочно мелькали у него в голове. Серое лицо отца. Чарлз, из неуклюжего мальчишки превратившийся в высокого, уверенного в себе молодого человека. Зрелая красота Клодии. Молчаливый Уилли. Сдержанная Огаста. Теплая встреча с Марианной. Его жена, сидящая за столиком для разливания чая, его жена, беседующая за обедом с Твайнэмом и Уилли, его жена, очень хорошо и умело играющая на пианино, его жена под руку с герцогом, она улыбается герцогу и втягивает его в разговор.

Последняя картина вызвала у маркиза улыбку. Герцог Уитингсби терпеть не мог прикосновений. Он никогда не улыбался сам, и никто не улыбался ему.

Никто еще не осмеливался первым начать с ним разговор. И уж, конечно, никто не называл его отцом.

Она была очень хороша. Гораздо лучше, чем та серая мышка, которую он нанял для осуществления своего плана. Если бы она оставалась этой тихой мышкой, ею просто пренебрегли бы. Ей не удалось бы так накалить атмосферу в доме. А так она вызвала панику и нарушила принятые в доме правила приличия. Без сомнения, чрезвычайно корректный герцог Уитингсби и его потомство сочли ее вульгарной. На самом деле она совсем не вульгарная, но в их кругу непосредственность – синоним вульгарности. И она была его женой, будущей герцогиней. Эта мысль, вероятно, отравляла им жизнь.

И стоя сейчас у окна, маркиз понял, в чем причина его бессонницы. Она спала в соседней спальне, их разделяли всего лишь две гардеробные комнаты. Она – его жена. Прошлой ночью он воспользовался своими супружескими правами, и она страстно ответила ему. К своему удивлению, маркиз понял, что совсем не возражал бы против повторения этого опыта, хотя на самом деле и не считает ее желанной.

Маркиз Стаунтон вернулся в постель и некоторое время лежал, вспоминая запах ее волос. Странно, как запах может лишить сна. Мыло! Даже запах самых дорогих духов никогда так не возбуждал его. Он вспоминал, как вдыхал запах волос, проникая в ее тело. Сексуальное удовольствие, которое он получил, неразрывно связалось у него в мозгу с этим запахом.

Он действительно испытал удовольствие, а не только физическое удовлетворение.

Ранним утром маркиз проснулся снова и уже не смог больше заснуть. Яркое солнце проникало сквозь занавеси. Звучали птичьи трели. Он совсем забыл об этой стороне сельской жизни. Энтони нетерпеливо отбросил одеяло. Сейчас он прогуляется верхом и сбросит с себя гнет этого дома.

Но, выйдя через несколько минут из дверей дома и направляясь к конюшне, он застыл на крыльце. На террасе внизу стояла его маленькая серая мышка и смотрела на него. Еще только рассвело, а она уже одета и вышла из дому?

– Доброе утро, сударыня, – поздоровался маркиз, удивляясь, как это он мог прошлой ночью лежать без сна и желать это невзрачное создание. Сейчас даже ее необыкновенные глаза были скрыты полями убогой коричневой шляпки.

– Я не могла больше спать, – пожаловалась Чарити. – Птицы и лучи солнца сговорились против меня. Я стояла тут и раздумывала, куда мне направиться: к озеру или на холм.

– Попробуйте подняться на холм, – посоветовал муж. – Туда ведет очень живописная тропа. А с холма открывается прекрасный вид на парк, усадьбу и окрестности.